Ратоборцы
Шрифт:
— Не знаю, — опустил кончики ушей Латриэль. — Всё-таки первый в жизни день рождения, да ещё и имянаречение… С другой стороны, она этого ещё не понимает. О! — придумал он. — Давай Феофанию спросим.
— А она сегодня будет?
— Должна.
— Ну вот, а ты говорил — пирожков много. — Славян сунул противень в духовку. — Как раз на всех. Через пятнадцать минут вытащишь, потом с противня на стол положи и на десять минут укрой полотенцем. Вылежатся, собери в зелёную миску.
— А ты куда? — спросил Латриэль.
— У меня завтра контрольная, пойду готовиться.
— И
— Раз начал учиться, диплом получить надо, — ответил Славян. — Не забудь, пирожки обязательно вылежаться должны.
— Помню. Всё, иди учись, и чтобы завтра «пятёрка» была, — строгим голосом старшего брата велел Латриэль, скорчил потешно-грозную физиономию домашнего тирана. — Чего смеёшься? Я тебя воспитываю, а ты хохочешь, тоже, младший брат называется, — махнул на него полотенцем Латриэль, — мог бы и подыграть.
Славян рассматривал карту сельскохозяйственных угодий Нитриена.
В читальный зал словохранилища вбежал посыльный, двенадцатилетний зеленоглазый лайто.
— Вячеслав Андреевич, вас владыка в кабинет зовёт, срочно! — выкрикнул мальчишка и убежал.
Словоблюститель, черноглазый дарко в форменной мантии, бросил на Славяна встревоженный взгляд, настороженно дёрнулись уши.
— Плохие вести, Вячеслав Андреевич?
— Сейчас узнаю, — ответил Славян.
Выглядел Риллавен усталым.
— Латриэль приехал, — сказал он Славяну.
— И? — напрягся Славян.
— Да нет, в Датьере всё в порядке. Латриэль заезжал в Лихтенштейн.
— Магичный?
— Конечно. Со срединным у Нитриена никогда никаких дел не было. Как и вражды.
Хотя у Нитриена с Вольной республикой Лихтенштейн партнёрство давнее, знал Славян о маленьком горном государстве мало. Границы соответствуют Лихтенштейну Техническому, вся территория — одинарица, подконтрольна Соколам. На Магичке Лихтенштейн — одна из самых богатых стран, производят в основном амулеты, лучшие на всей Магической стороне, не говоря уже о Срединнице.
— Что у них случилось? — спросил Славян.
— Соколы.
— С чего вдруг? Магичными одинарицами они никогда не интересовались.
— Но что-то им там понадобилось, — сказал Риллавен. — Президент Лихтенштейна Генрих Крафт просит срочно приехать Феофанию и меня, но в первую очередь тебя.
— А я-то зачем? От ходочанина на одинарице ровным счётом никакого толку.
— Приедем — узнаем. Латриэлю он толком ничего не сказал, в президентском дворце какой-то Сокол засел, эмиссар.
— Ничего себе, — охнул Славян.
— Вот именно, — ответил Риллавен и вытащил из-под стола два рюкзака. — Извини, что так срываю тебя, но ехать придётся немедленно. Феони будет ждать за кругом, у семнадцатого камня.
— Ерунда. Надо, значит надо, Соколы так просто эмиссаров не присылают. Только вот у границ Лихтенштейна я никогда не был, так что внесторонье отпадает, придётся через Срединницу или Техничку идти. Давай карты, посчитаю маршрут. Подожди, — удивлённо глянул на брата Славян, — так мы что, втроём поедем? Без твоей свиты?
— Да. Встреча тайная.
Генрих Крафт, пятидесятилетний высокий тяжеловесный брюнет, шёл с вампиркой и нитриенцами по дорожкам президентского парка. Говорили по-немецки.
— Сам не могу понять, чего меня в президенты занесло, — сказал Крафт. — Я ведь кузнец потомственный.
— Ну так подавайте в отставку и возвращайтесь к любимой работе, — ответил брат владыки Риллавена, а сам владыка едва слышно простонал «Славян!».
— У вас острый язык, герр Бродников, — сказал Крафт. — Да, я люблю власть. И славу люблю. Но, чёрт побери, я не хочу, чтобы обо мне говорили: «Вот бестолочь, за пять лет ничего путного сделать не смог». Да и отцу позор, сын в президенты полез, а не справился. Лучше бы действительно в кузне сидел.
— До сих пор вы правили очень толково, — заметил Бродников.
— До сих пор сюда Соколы не лезли! — рявкнул Крафт.
— И что они хотят? — спросил Риллавен.
— Если бы я знал. Потому и вас позвал, может, хоть что-то поймёте. Эмиссар торчит у меня во дворце четвёртый день, но ничего не требует, молчит как вон та скульптура, — ткнул в сторону бронзового «Копьеметателя» Крафт.
— Ест он у себя или с вами? — спросил Бродников.
— Обедает с нами. Завтракает и ужинает у себя. У нас всё по-простому, герр Бродников, жена не хочет, чтобы дети привыкали к излишней роскоши, церемониям всяким. Так что под столовую мы себе взяли маленькую комнату рядом со спальнями. Еду обслуга привозит, а на стол дети сами накрывают. Поели, всю посуду на каталку сложили, стол вытерли. Каталку потом обслуга забирает, всё как в гостинице. В спальнях, в гостиной дети тоже сами убирают. И только у меня в кабинете — обслуга. Документы, то, сё… Посторонних лучше не пускать.
— Понятно, — кивнул Бродников и задал новый вопрос: — Высокочтимый Крафт, Сокола такая простота не смущала?
— Нет, — удивился Крафт. — Похвалил даже. Сказал, хорошо детей воспитываем.
— Кто ещё с вами обедает?
— Никто, герр Бродников. У меня работа публичная, жена — начальник контрольного цеха на фабрике амулетов, сами понимаете, дома бывает редко, в работе по уши. Обед — единственное время, когда мы можем собраться вместе, поболтать спокойно. Только министра какого-нибудь нам и не хватает. Сокол — гость, герр Бродников, и не позвать его я не могу, козла крылатого.
— О чём он говорит за обедом? — спросил Бродников.
— Молчит. Пришёл, «приятного аппетита» буркнул, пожрал и ушёл. Диана моя уже есть нормально не может. Девчонке четырнадцать, они все в этом возрасте нервные, а тут ещё этот… — Крафт едва удержал ругательство, — пугает…
— Как именно? Пристаёт, какие-нибудь ужасы рассказывает?
— Попробовал бы только! — рявкнул Крафт. — Я б ему такого пинка дал, что прямиком до верховной резиденции долетел. Нет, просто сидит, глазами зыркает, меня и то мороз продирает. О ребёнке и говорить нечего. Сын-то взрослый, двадцать лет уже, вытерпит, а вот Диана… — Крафт пробормотал под нос замысловатую брань. — И ведь не даёт, поганец, ни малейшего повода придраться, вышвырнуть его. Вежлив как учитель изящных манер, сволочь орденская.