Раубриттер (IV.II - Animo)

Соловьев Константин Сергеевич

Его собственная душа, изгрызшая сама себя, была холодной и мертвой, обесточенной, точно последнее напряжение окончательно разрядило какой-то питавший ее доселе аккумулятор.

– Откройте люк, сейчас я помогу вам, - рыцарь принялся поспешно вытаскивать штекера из своего затылка, - Какое облегчение, что вы живы! Ваш отец уже неделю места себе не находит, епископ Туринский каждый день служит литургию за то, чтоб вы вернулись живым. Алафрид рассылает гонцов по всем уголкам империи. А вы…

Да, подумал Гримберт. А я.

Визор вдруг мигнул, словно собирался донести до его сведения какую-то информацию.

Но все показания как будто остались прежними, разве что…

Фигура рыцаря, машущего ему рукой из бронекапсулы «Ревнителя Праведности», немного изменилась. Сама она осталась прежней, но вокруг нее возник нимб, тусклая розовая окружность. Невидимая постороннему взгляду, лишь его собственному. Точно алая аура вокруг непорочной души, готовящейся взмыть в небо.

Это значило, что…

Он слишком поздно понял, что это значило.

– Нет! – крикнул Гримберт, - Стоп! Отмена! Стоп!

* * *

Пулеметы «Убийцы» ударили вразнобой, хриплыми лающими очередями. Когда-то бывшие натасканными цепными псами, работавшими слаженно и аккуратно, сейчас, изношенные и выработавшие ресурс, они терзали цель хрипло, неравномерно и грубо, точно дикие гиены, жадно терзающие добычу наперегонки друг с другом.

Баллистические показатели упали столь сильно, что он не попал бы в мишень даже на расстоянии в два арпана. Но при стрельбе в упор это не имело никакого значения.

Рыцарь из «Ревнителя Праведности» не отправился в рай и не взмыл в небо. Живущие в пулеметах «Убийцы» демоны, исторгая из стальных глоток оглушительный лай, обрушились на него, алчно вырывая из тела куски мяса и заставляя его танцевать в облаке собственной крови, стеклянных крошек и тусклых искр. Танец был скоротечен и длился всего несколько секунд, но Гримберт почему-то отчетливо видел детали. Куда более отчетливо, чем могла позволить аппаратура «Убийцы».

Когда рыцарь повалился обратно в свое кресло, от него осталось не больше плоти, чем от истлевших мощей забытого святого, скорчившихся в своей раке. Только окружен он был не полированным серебром с выгравированными изречениями на латыни, а клочьями дымящегося ложемента, искрящими проводами и лопнувшими частями приборных панелей. Перерубленные пулями руки остались лежать на развороченной груди в дымящихся клочьях гамбезона. Осиротевшие нейро-штифты беспомощно покачивались на проводах под порывами ветра - мест, к которым им надлежало крепиться, больше не существовало, как не существовало и рыцарского затылка, развороченного пулями и вышибленного из черепа, превратившегося в слизкое крошево на приборной панели позади ложемента.

И только потом Гримберт услышал негромкий щелчок – это его сознание зафиксировало произошедшее. Механически, хладнокровно, точно автоматика, приведенная в действие стандартными бортовыми алгоритмами.

Нет, прошептал Гримберт, чувствуя, как понимание произошедшего проникает в душу, точно ядовитый газ сквозь трещины в броне.

Нет, нет, нет, нет.

Это ошибка. Какая-то чудовищная, нелепая и жуткая ошибка.

Короткое замыкание в системе управления огнем. Самопроизвольное срабатывание. Ошибочный импульс, сбой сложного механизма. Просто одна крошечная искра скакнула по поврежденной цепи и высвободила огневую мощь доспеха, направив ее в том направлении,

в котором он смотрел, прямо на несчастного рыцаря.

Ошибка. Досадная, редкая, но все же возникающая время от времени даже у прославленных рыцарей. Следствие изношенных механизмов, барахлящих вычислителей или лени оруженосцев. Иногда подобные ошибки приводили к курьезам и забавным результатам, иногда к глубоким конфузам и даже трагедиям, но…

Лампочки приборных панелей в обнаженной кабине ревнителя погасли. Перестав ощущать присутствие своего хозяина, верный доспех погрузился в сон, не ведая, что тот возлежит в своей бронекапсуле, превращенной в саркофаг, изрешеченный пулями, и уже никогда не сольется душой с ним. Куски алого и белого мяса, клочья гамбезона, покрытый волосами кусок черепа, лежащий на приборной панели, несколько раздробленных позвонков на полу…

– Великий милосердный Боже, - прошептал Гримберт, - Храни и спаси.

Самопроизвольное срабатывание. Подумать только, именно в этот миг. В миг спасения.

Наверно, он смог бы убедить себя в этом. Себя, но только не Аривальда. Тот всегда был упрямым сукиным сыном.

Воображаемый оруженосец покачал головой.

«Это не ошибка автоматики, Грим. «Убийца», конечно, старый доспех. Старый, немощный и глупый. Но он надежен, и ты это знаешь. Он никогда бы не выстрелил сам, без приказа».

– Самопроизвольное срабатывание, - Гримберт произнес это вслух, силясь заглушить бесплотный голос призрака, пронизывающий его собственную бронекапсулу, точно ледяной ветер, - Короткое замыкание в цепи. Так бывает. Я слышал. Даже у лучших рыцарей такое случается, я….

«Не было никакого самопроизвольного срабатывания. Проверь данные бортовых самописцев, если не веришь».

– Он выстрелил! Выстрелил сам по себе, черт возьми!

«Это не он выстрелил. Это ты выстрелил, Грим».

В голосе Аривальда не было осуждения, только странная задумчивость.

Это ты выстрелил, Грим.

Мертвый рыцарь безучастно разглядывал его уцелевшим глазом. Его уже не интересовало происходящее, должно быть, у него сейчас были какие-то свои заботы, не имеющие отношения к человеческому миру и происходящим в нем странностям.

– Я не стрелял… - прошептал Гримберт, - Это чертов доспех выстрелил. Он уже не подчиняется мне. Они… они сделали из него «Падальщика»… Это больше не «Убийца», не мой доспех, он…

«У доспеха нет ни сознания, ни личности, - жестко произнес Аривальд, - Он механизм, Грим, механизм, который выполняет приказы. И он получил приказ от тебя».

Короткий, четкий, очень конкретный приказ. И выполнил его, как подобает надежному и верному слуге.

Нет.

Нет, прошептал Гримберт.

Ради всего святого, что существует и существовало. Ради Всевышнего. Ради его собственной бессмертной души.

Нет.

Аривальд положил свою бесплотную руку ему на плечо.

«Я понимаю, Грим. Ты был слишком изможден, твой рассудок затуманен пытками, унижением и боем. Ты ощущал себя брошенным, никчемным и жалким. А тут еще этот чертов поезд. И кровь. И жуткая тайна отца… Золото на крови… Знаешь, у души ведь нет автоматических предохранителей, как у доспеха, которые позволяют сбрасывать излишнее напряжение, способное повредить рассудок. Просто в какой-то миг…»