Равная солнцу
Шрифт:
Ибрагима любили художники и каллиграфы за то, что он тратил свое состояние на книги. Должно быть, он трясся на своей подушке из-за того, что поддержал Хайдара, пусть сейчас и старается обратить все в шутку. Интересно, почему шах его не тронул?
Друг его не рвался праздновать.
— Может быть, позже, — сказал он. — А прямо сейчас я иду в мечеть возблагодарить Бога.
Баламани повернулся ко мне и шепнул:
— Могло быть и хуже.
— Это как?
— Исмаилу пришлось показать камень в руке. Не покарай он своих
— Но почему Колафа? Разве не чересчур убивать своего союзника, когда тому не по нраву новое назначение?
— Р-р-р-р… — Баламани изобразил свирепого пса. — Все это лишь повод. Колафе Исмаил был обязан тем, что сделался шахом. Никакой правитель не хочет быть настолько обязанным простому человеку.
Слова его кинжалами вонзались в мое сердце. Я подозревал, что шах, подобный Исмаилу, захочет быть обязанным женщине еще меньше.
Когда я вошел в комнаты Пери, она сидела с каламом в руке и письмом на коленях, которое тут же отложила.
— Ты словно джинна повстречал, — сказала она. — Что случилось?
— Шах явил свой гнев, приказав казнить Колафу и Хоссейн-бега, — торопливо сообщил я, — а также заключить в тюрьму хана Садр-аль-дина и других, поддержавших Хайдара.
— Ого! — сказала Пери. — Не слишком ли сурово?
— Достойная повелительница, он также потребовал, чтобы придворные прекратили встречаться с женщинами царского рода.
— По какой причине?
— Он сказал, что это оскорбление чести Сафавидов.
— Он должен был это сказать! — гневно отозвалась Пери. — Легче всего сказать так, потому что ни один придворный не запротестует против такого обвинения. Не сказать же ему, что его сестра лучше управляет, чем он. Я не могу промолчать, когда этих людей вот-вот казнят, особенно Колафу. Пойдем немедленно умолять его.
Пери схватила свой калам и написала письмо Султанам, требуя разговора с Исмаилом. Там было сказано:
Вы — царственная мать всего Ирана ныне. Откройте же добра сокровищницу в сыне: Пускай в пустыне бед благая бьет струя, И знайте: помощь может стать нужна моя.Султанам ответила письмом, где приглашала прибыть к вечеру в ее покои, когда она будет готовить чай для сына. Когда мы прибыли, нас проводили в маленькую гостиную, украшенную дивными коврами. Султанам и Исмаил сидели, прижавшись друг к другу, пили чай, заправленный кардамоном, и грызли сахар-нобат с шафраном. Султанам, ширококостная, с венцом кудрявых седых волос, выглядела вдвое крупнее Исмаила, все еще худого, несмотря на изобильную дворцовую еду. Пери приветствовала Исмаила как повелителя вселенной, спросила его о здоровье. Покончив
— Я знаю, почему ты здесь, — начал он. — И ответом будет «нет». Больше никаких утренних советов.
У этого шаха, подумал я, вежливости как у разделочного тесака.
— Свет мира, не за этим я пришла, — сказала Пери. — Я здесь в великом смирении прошу вас о милости.
— Какой?
— Я слышала о вашем решении казнить Колафа-румлу и Хоссейн-бега. Как ваша сестра и член властвующей семьи, много лет знающая двор, я прошу вас явить им милость.
— Хоссейн — предатель, а Колафа — неблагодарная рвань. Они не заслуживают милости.
— Возможно, и нет, но вопрос в том, как знатные люди расценят эти казни, — возразила Пери. — Если вы убьете Колафу, то они задумаются, почему человека мудрого и высокопоставленного, сделавшего все, чтоб вы получили власть, приносят в жертву. Страх такой же судьбы сделает их опасными. Если вы убьете Хоссейн-бега, они поймут, но явите милосердие — и они запомнят вас милосердным.
— Чего ты хлопочешь? Кто эти люди для тебя?
— Они мне никто, но тут вопрос в милосердии. Колафа был вашим вернейшим сторонником. Я думаю, мы должны быть благодарны ему за поддержку.
— А Хоссейн-бег?
— Верность остаджлу стоит дорого.
— Даже если он предатель?
— Он не был предателем: он просто выбрал проигравшую сторону.
Исмаил повернулся к Султанам:
— Матушка, что ты думаешь?
Пери ожидающе взглянула на нее: Султанам часто удавалось добиваться милости от шаха Тахмасба, и, без сомнения, в том числе для самого Исмаила.
— Думаю, твоя сестра права насчет Колафы, — сказала Султанам. — Зачем терять отличного полководца?
— Показать, что неповиновение будет караться.
— Но это не было неповиновением: это просто расхождение в мнениях, — вмешалась Пери.
— Какая разница?
Неужели этот шах не способен увидеть различие?
Пери была ошеломлена:
— Но ведь вы позволите своим подданным временами не соглашаться с вами?
— Конечно, — сказал он. — Ведь я тебя слушаю сейчас, не так ли? Но Хоссейн-бег — проигранное дело. Сопротивляясь моему воцарению, он всегда оставался бы опорой для недовольных. Что же до Колафы, его казнь создаст важный пример того, какого поведения я ожидаю от других. Мертвым он послужит мне лучше, чем живой.
— Но брат мой…
— Я принял решение.
— Я молю вас пересмотреть его. Когда наш отец был жив, его брат несколько раз восставал против него, но, пока он не объединился с оттоманами и не был взят в плен, его не казнили. Без сомнения, высокородные заслуживают пощады.
— Я не Тахмасб, — сказал Исмаил, — и я намерен быть совсем другим шахом.
Пери начала выходить из себя:
— Но если б не его великодушие, вас бы самого не было в живых!
Лицо Исмаила побагровело от гнева.