Равновесие страха
Шрифт:
– И в четвертых: все это выдумки, – произнес Стайлс.
– Не совсем, мистер Стайлс, – медленно произнес Кирк. – Это во многом объясняет, почему только один ромуланский корабль попытался войти в нейтральную зону, причем прямо под носом у "Энтерпрайза". Ромулане считают, что теперь они могут спокойно атаковать нас, и пока послали лишь один корабль для проверки.
– Слишком длинная цепочка предположений, сэр, – произнес Стайлс с подчеркнутой вежливостью.
– Я это хорошо понимаю. Но это лучшее, что у нас имеется на данный момент. Мистер Зулу, измените курс и увеличьте скорость, чтобы показатели совпали с сигналом, получаемым лейтенантом
Таковых не оказалось.
Тогда Кирк приказал:
– Выполняйте.
Встреча в командирской рубке все еще продолжалась, когда Кирка вызвали в лабораторный отсек. Как только он ушел, атмосфера стала более официальной – ни Стайлс, ни Мак-Кой не испытывали особой симпатии к вулканиту, и даже Кирк, высоко ценивший своего старшего офицера, в его присутствии чувствовал себя несколько не в своей тарелке.
– Я могу уйти, Джим? – мягко спросил Мак-Кой. – Мне кажется, тебе необходимо какое-то время, чтобы поразмыслить.
– Будет лучше, если ты останешься, Пустомеля. И ты тоже, Скотти. Потому как это может быть началом большого конфликта. У нас здесь на патрульной службе люди чуть ли не с половины планет Федерации. И если мы войдем в зону на боевом звездолете без весомой причины, возможно, нам придется побеспокоиться не только о ромуланах. Ведь так начинаются и гражданские войны.
– А разве потеря трех спутников – не весомая причина? – спросил Скотти.
– Я бы сказал – да. Но что именно уничтожило эти спутники? Мы утверждаем – ромуланский корабль. Но возможно ли это доказать? Пока что нет. Эта штука невидима. Даже Стайлс смеется над нами – но он ведь на нашей стороне. В последний раз, когда мы с ними сталкивались, ромулане далеко отставали от нас по технологии, и смогли вырваться вперед во время войны только за счет преимущества внезапности, да еще чистой дикости. А теперь неожиданно у них оказался корабль, столь же совершенный, как и наш, да плюс еще экран невидимости. Я сам-то едва могу в это поверить.
– Но, с другой стороны, джентльмены… Пока мы здесь сидим и обсуждаем этот вопрос, возможно, они готовятся атаковать нас. Это обычная ситуация угрозы войны: мы имеем неприятности, если что-нибудь предпримем, и в том случае, если ничего не предпримем – тоже.
Открылись створки лифта. Вернулся Спок.
– Сэр…
– Давайте, мистер Спок. Выкладывайте.
Одной рукой Спок прижимал к себе толстую пачку листов, сшитых скрепкой. Другая – была сжата в кулак. На лице вулканита ничего нельзя было прочесть, но что-то в от осанке указывало на заметное напряжение.
– Вот анализы обломков, – произнес он нечеловечески спокойным голосом. – Я не хотел бы беспокоить вас деталями, если вы не запросите их. А принцип действия оргия, которое, как мы видели, ромулане использовали на С-4023, похоже, основывается на поле, ослабляющем молекулярные связи.
– И что это значит? – грубо спросил Мак-Кой.
– Спок поднял правый кулак над папкой, все еще
– Мгновенная усталость металла, – произнес он. – Кристаллики теряют связь друг с другом и превращаются в пыль – вот в такую. Затем все, что заключено внутри такого металла, взрывается само по себе, потому что металл более это не удерживает. Я думаю, это понятно, доктор Мак-Кой. Если нет, я попытаюсь объяснить еще раз.
– Черт возьми, Спок…
– Заткнись, Пустомеля, – устало сказал Кирк. – Мистер Спок, присядьте. Вот так. Не хватало нам еще выяснять отношения друг с другом. Совершенно очевидно, что мы находимся в еще худшем положении, чем считали. Если доверять фактам ромулане, во-первых, имеют экран невидимости, и во вторых – оружие, по крайней мере, весьма сопоставимое с нашим.
– И во многом даже его превосходящее, – с каменным выражением лица произнес Спок. – По крайней мере, в некоторых ситуациях.
– Оба этих прибора, – произнес Мак-Кой, – вполне возможно, являются изобретениями мистера Спока. По крайней мере, ею интерпретация фактов вызывает у нас беспокойство.
– Иных интерпретаций пока не существует, – произнес Кирк, стиснув зубы. – Имеет ли смысл спорить об этом? Хорошо. Давайте тогда прикинем, что мы можем сделать со своей стороны. Чем бы мы могли им ответить, исходя из того, что эти ромуланские приборы – реальность? Невозможно атаковать невидимый объект и невозможно увертываться от невидимого стрелка. Что же нам тогда остается?
– Мы остаемся полностью вооруженными, быстрыми и маневренными, – ответил инженер. – Кроме тот, они не так уж и невидимы. Лейтенант Ухура засекает возмущение волн де Бройля, производимое ими во время движения. Это означает, что они расходуют практически всю имеющуюся в их распоряжении энергию лить на то, чтобы удрать, оставаясь невидимыми. У нас есть преимущество в скорости, и, мне кажется, они не знают, что наши сенсоры их засекают.
– Что означает – мы можем их обогнать и знать, хотя бы приблизительно, что они делают. Но мы не можем ни превзойти их в огневой мощи, ни увидеть их.
– Вот, пожалуй, так все выглядит на данный момент, – закончил Скотти. – Я бы сказал, что это примерное равновесие сил, Джим. Во всяком случае лучшее, на что могут рассчитывать многие командиры в бою.
– Это пока еще не боевая ситуация, – заметил Кирк. – И даже не разведка боем. Это всего лишь самый краешек межзвездной войны. Мы не имеем права ошибиться.
– Но мы и так не можем ошибаться с теми фактами, которыми располагаем, сэр, – заметил Спок.
Мак-Кой скривил губы.
– Вы так чертовски уверены…
Сигнал интеркома прервал его на полуслове. Где-то в воздухе между сидящими в командирской рубке прозвучал голос лейтенанта Ухуры:
– Капитан Кирк.
– Слушаю, лейтенант, – произнес Кирк, потирая неожиданно вспотевшие ладони.
– Я зафиксировала передачу с корабля; хотя я по-прежнему не могу его увидеть, но слышу голоса.
Даже Мак-Кой понесся со всеми на мостик. Там, из главною динамика на пульте управления связью корабля слышалась странная, приглушенная речь, то пропадающая, то появляющаяся вновь, то и дело прерываемая пространственными шумами. Но речь совершенно непонятная, даже когда была слышна отчетливо. Голоса звучали отрывисто и едва походили на человеческие; но это вполне можно было отнести на счет иллюзии странности, производимой непонятным языком.