Равновесие
Шрифт:
— Как прикажете, сами, — бахиб, разобрав недовольство господина, испуганно дернулся вниз, складываясь в поклоне.
— И пусть вернут им все что отобрали, — насмешливо добавил Ашту, глядя на Кавима.
Тот кивнул бахиб Ахмету, подтверждая, что это не просто слова, а приказ.
Ахмет непонимающе окинул взглядом странных чужаков, смеющих вставлять слово, когда говорит владетель, но аккуратно, чтобы этого не было заметно. Всадники все равно увидели и насмешливо вздернули брови, оба разом, словно единый человек.
— Как прикажете, сами, —
— Стой, — велел Ашту и, обернувшись к Кавиму, попросил, — сами Кавим, я хочу видеть их. Проверить.
— Как скажешь, сами Ашту, идем, — и, кивнув удивленному слуге, первым пошел к выходу.
Глава 18
Темница во дворце резко отличалась от остальных помещений, больше походя на камеры Несущего боль. Это единственное место, где было по-настоящему холодно, а еще грязно, пыльно и темно. Стоило открыться внешней двери Всадников едва не сбила с ног вонь нечистых тел, гнили и крыс.
Анвар невольно поморщился, приостановившись, переводя дыхание. Остальные этого даже не заметили, продолжая двигаться по плохо освещенному лабиринту. Пришлось догонять.
Через каждые двадцать шагов коридор перегораживала решетка. По сторонам от нее дежурили два воина. Получив команду бахиб Ахмета они отпирали преграду, пропускали посетителей и закрывали дверь за их спинами, нервируя напряженных Всадников.
— Проклятье, к Несущему боль проще пройти, — недовольно прошептал Анвар, поравнявшись с Ашту.
— Враг, по их мнению, должен сидеть за десятью замками, чтобы не смел своим тлетворным влиянием смущать придворных.
Покосившись на напряженного Ашту, Анвар тяжело выдохнул, проглотив рвущиеся наружу слова. Судя по всему, адругу и без его недовольства было неуютно, даже улыбка больше походила на гримасу боли. Оба Всадника осторожно переместились в хвост процессии, не желая пасть жертвой излишней доверчивости.
Голоса заключенных они услышали, стоило спуститься в подвал. Сначала глухой, неразборчивый гул с каждым шагом становился все отчетливее, распадался на десятки голосов и наконец стал понятной, печальной песней.
— Прошу, сами Кавим, мм… сами Ашту, — немного запнувшись, указал бахиб Ахмет на две камеры, находящиеся рядом.
В одной, собравшись тесной кучей, сидели мужчины. В темноте маленькой клетушки были видны только черная масса и блестящие глаза. Во второй, такой же гурьбой сбились женщины и дети.
— Открывай! — первым не выдержал Анвар.
От тона его голоса бахиб Ахмет попятился, схватившись за ятаган. Сами Кавим удержался, пусть и хотелось последовать примеру бахиб, и кивнул, подтверждая приказ.
Щелкнул замок и скрипнула дверь, но кочевники не спешили покидать камеру, сжавшись в ожидании. Зашевелились они только когда прозвучал веселый голос:
— Анвар, дык! Осап Анвар! Ашту!
После этого восклицания в камере словно буря началась. Вся черная масса в едином порыве вскочила на ноги, и хлынула к выходу, смеясь и что-то радостно вещая.
— Это была плохая идея, — попятившись быстро проговорил Ашту, неуловимым движением прячась Анвару за спину.
— Стоять! — взревел Анвар, разобрав опасения друга.
К счастью толпа послушалась и резко остановилась ровно у решетки.
— По одному, за вот этим человеком на выход, а то раздавите нас к хрыгу, — велел он громко.
Кочевники, до того испуганно примолкшие, облегченно рассмеялись, действительно покидая клетушку по одному.
Следующую открыли камеру женщин, но здесь все же с дисциплиной было похуже и Анвара вместе с Ашту слегка примяли.
— Так, а Береника где? — непонимающе обернулся Анвар к Ашту, словно это он был виноват в отсутствии кочевницы, — и Коба?
— Старуха где? — резко повернувшись к бахиб Ахмету, спросил уже Ашту.
— В дальней камере, сами, — отступив еще на шаг от неприятного человека, пробормотал бахиб.
— А здоровяк, варвар? — не желал отставать Ашту, делая шаг в сторону бахиб. С учетом злой ухмылки и суженых от гнева глаз получилось достаточно пугающе, и бахиб Ахмет попятился еще на шаг, упершись спиной в холодные камни.
— Там же, — прошептал он непослушными губами, с надеждой глядя на сами Кавима.
— Хороший воин, — возбужденно заявил Кавим, — стоял до конца. Столько моих людей убил, ай-ай-ай, — покачав головой, все так же радостно посокрушался сами Кавим, отвлекая внимание Всадника от подчиненного. — Веди бахиб Ахмет. А ты сами Ашту скажи, не хочешь продать воина?
— Извини, сами Кавим, у нас не принято продавать друзей, — хмыкнул Ашту, отступая от бахиб и с легким неудовольствием углубляясь под землю, к дальним камерам.
— Жаль, очень жаль, — уже действительно сокрушенно покачал головой владетель.
Дальние камеры были гораздо меньше, а главное намного неуютнее. По стенам в этой части темницы росла мерзкая слизь, воняющая словно логово убаргов. Вместо решетки же камеры отделяла толстая каменная стена с металлической дверью.
Береника сидела в дальнем углу. Поджав колени к груди и опустив на них голову, она тихонько мурлыкала себе под нос какую-то грустную песенку. Седые, растрепавшиеся волосы прикрыли грязное платье до самых камней пола. Кочевница сейчас была похожа на ту самую злокозненную ведьму гораздо больше, чем на язвительную старушку.
— Береника, — тихо, страшась поднять голос выше бормотания кочевницы, позвал Анвар, ступая на грязный пол камеры.
Ашту, сперва дернувшийся туда же, резко остановился, вовремя вспомнив, где находится.
— Пришли! — подняла голову Береника, ласково улыбаясь крадущемуся к ней Всаднику.
Зло стиснув зубы, Анвар промычал что-то нецензурное и, резко сократив расстояние до старушки, поднял ее на руки. Прижав ее словно великую ценность, он вышел в коридор, бросив полный злобы и презрения взгляд на сами Кавима.