Равные
Шрифт:
– Признаюсь, с каждым годом желание возрастает всё больше.
– В таком случае, чего тянешь?
– Конану здесь, вроде как, нравится.
– Может быть немногим больше, чем тебе. Но ведь понятно, что дело не в Конане. Может быть, дело в Беорегарде с Теоной? Вокруг Титанов сформировалась отличная компания, а у Беорегарда с Теоной из толковых только ты да Конан.
– Эй. У них есть ты, Спиро и Клэр.
– Я специалист по барам, а не по поддержанию исправного функционирования механизмов Рудника, с чем отлично справляетесь только ты с Конаном и Беорегард с Теоной. А Спиро с Клэр… Что с них взять? По человеческим меркам Спиро уже должно быть шестьдесят четыре, Клэр пятьдесят пять, но в роли Металлов эти двое как дети малые, особенно в компании друг друга.
– Зато они – эффектная пара разведчиков.
– Это уж точно. Секси блондиночка с длинными ногами и развевающимися по ветру локонами плюс полухмурый-полувесёлый мачо… Не верю я в то, что Спиро ревнует её по-настоящему, как и в то, что она может всерьёз ревновать его. Прекрасно ведь понимают,
– У них просто один темперамент на двоих, – в ответ на столь веселое замечание ухмыльнулась я. – Им нужно это баловство. С ним они чувствуют себя… Живее, – подытожив таким заключением, я закусила губу. В последнее время, может быть из-за частого лицезрения уходов наших ровесников в иной мир, я слишком часто стала задумываться на тему того, по-настоящему ли мы, Металлы, живы? Бред…
– Кстати о жизни, – Лантан приподняла один из своих наполовину полных бокалов. – Давно не заглядывала в медицинское крыло к Поле. Как там вакцина Поляриса?
– Да всё так же, – мои брови неосознанно поползли к переносице.
Вакцина Поляриса – величайшее открытие после металлической вакцины, выведенная именно на основе второй.
Полярис прожил долгую и великую жизнь. До Стали, в пятидесятилетнем возрасте, он изобрел лекарство от старческой деменции, а чуть позже и лекарство от глухоты. В первые дни Стали он сумел на кукурузнике добраться до Рудника, в котором тогда уже работала медиком его средняя дочь Пола. Позже она ассистировала ему на операциях по помещению изобретенных им металлических капсул в сердца людей. И хотя после вскрытия капсул смогли выжить, а значит обратиться в Металлы, слишком мало человек, все его операции завершились успешно. И хотя он так и не смог обучить никого из своих учеников искусству вшивания металлической капсулы в человеческие сердца, что значит, что мы потеряли эту технологию вместе с уходом Поляриса, он смог оставить после себя ещё одно великое, вполне возможно, что самое важное в его научной карьере изобретение – он смог вывести вакцину от Стали. Одна прямая вакцина (их в руках Рудника, вроде как, на момент начала Стали было всего с десяток) была им израсходована на процесс изобретения капсул для вшития и будто бы открыла ему что-то для изобретения вакцины… Неизвестно, что и как было на самом деле. Понятно только, что незадолго до своей смерти – он ушел в возрасте ста одного года! – этот гениальный учёный-медик подарил миру вакцину от Стали, работающую на основе крови Металлов. Раз в сутки мы сдаём свою кровь Поле Полярис, внучке гениального Майкла Поляриса и племянницы его знаменитой дочери-ассистентки Полы Полярис (имя Пола в их роду встречается часто – ещё две Полы Полярис сейчас заканчивают добровольческую академию). На основе нашей крови впоследствии производится вакцина. Вот только есть пара “производственных нюансов”. Во-первых, для составления одной вакцины один Металл должен слить из своей вены не менее тысячи миллилитров крови. Во-вторых, даже если в одни сутки Металл сдаст большее количество крови, вакцина всё равно будет произведена только одна. Дело в каких-то антителах, живущих в нашей крови. Якобы для их обновления в наших венах им необходимы сутки. Иными словами: за сутки больше одной вакцины с Металла не возьмёшь, даже если выкачаешь из него всю кровь. А теперь банальный подсчёт: в Руднике семь Металлов, что равняется семи вакцинам в сутки. Двести десять вакцин в месяц. Две тысячи пятьсот пятьдесят пять вакцин в год. Но по факту в год у Рудника получается вывести немногим больше вакцин, потому как пару раз в год мы видимся с Титанами, которые помимо своей крови передают нам благотворительную кровь своих друзей-Металлов. Итого: около трех тысяч спасенных душ в год. Неплохо. Но всё ещё крайне мало. Что такое неполные три тысячи на фоне миллионов нуждающихся? Капля даже не в море – в океане. Последнее десятилетие Пола Полярис работает над выведением вакцины нового поколения, но пока что её труды остаются без желаемого результата.
Немного странно, что Металлы так заинтересованы спасением обычных людей. Тех самых, которые, по сути, сами спровоцировали своё уничтожение. Может быть дело в том, что мы все сами не так давно являлись обычными людьми. А может быть дело совсем в другом. В том, что наша вера в человеческую доброту, в стремление человека к миру и созиданию, ещё не убита. Мы верующие до конца. Но что такое “конец” в данном случае? Я не знаю. Может быть потому, что моё сознание расширилось до бесконечности, не ограниченной ни единой рамкой.
– Всего семь вакцин в день, – Лантан закурила. Ещё одна вредная привычка, переставшая носить для наших организмов понятие вредности. – А Блуждающих в лагере вокруг Рудника как будто становится только больше. И все они надеются на чудотворное исцеление… Слухи – если они когда-нибудь и истребятся, тогда только с предпоследним человеком или человекоподобным существом, обитающим на этой планете. – Под человекоподобными существами она имеет в виду Блуждающих и Металлов. – Проход в горы через подземелье утратил понятие своей безопасности ещё в год кражи моей племянницы. Сейчас он и вовсе потерял остатки всякого доверия: слишком много Блуждающих в округе, слишком много глаз, способных увидеть отряды добровольцев, рыскающих снаружи в шатких попытках пополнения запасов города. Тем временем людей
– Меньше думай о том, что ты ещё не сделала, и больше о том, что ты уже успела сделать. Благодаря тебе между стеной Рудника и силовым полем Титана размещено пятнадцать тысяч детей. Благодаря твоим усилиям у Рудника сейчас есть плодородные поля и пастбища, и продуманные подходы к ним – всё защищено силовыми куполами. Нам больше не страшен Дилениум…
– Это заслуга Тристана.
– А благодаря кому мы в итоге успели включить силовое поле над Рудником всего лишь за час до нападения Дилениума? И если копнуть глубже, кто родил Тристана?
– Ну это ты уже слишком глубоко копнула, – ухмыльнувшись, Лантан опрокинула в себя остатки пива. – Так, ладно, мне нужна добавка… Пойду встряхну бармена. Тебе взять пинту?
– Давай уже, раз уж я пришла сюда.
Кармелита не успела уйти, а я уже с головой погрузилась в мысли о ближайшем будущем Рудника. Ощущения были странными. Силовое поле, которое во времена Конкура и Парадизара являлось моим едва ли ни самым главным врагом, по итогу стало мне едва ли ни лучшим другом, стоило только ему попасть в правильные руки. Благодаря силовому полю Титана Рудник смог позволить себе не просто расшириться территориально, но и вместить в себя беспрецедентное число душ: сто пятьдесят тысяч человек! В Парадизаре было всего полсотни. У нас полторы. Больше только в Дилениуме, но Дилениум – чистый континент, а мы всего лишь город на пораженном Сталью континенте. Кармелита права: силовое поле не резиновое. Мы сможем разместить внутри Рудника без ущерба для его состояния ещё от силы пару тысяч человек. А дальше произойдёт страшное: у нас будет вакцина, но не будет места для принятия исцеленных. У нас максимум год, чтобы найти выход из этого положения. Я уже обсуждала этот терзающий нас всех вопрос с Беорегардом. Пока что вслух обсуждался только один вариант: выпускать исцеленных через подземный ход в горы. Всё равно что исцелять людей для того, чтобы позже они снова заразились. Попахивает безнадёгой. Но у нас в запасе ещё целый год. Может быть, мы ещё успеем что-нибудь придумать. Может быть, за это время произойдёт что-то неожиданное из разряда того, что поможет нам выйти победителями из этой борьбы.
Моё периферическое зрение выхватило знакомую фигуру, только что вошедшую в бар. Ещё до того, как повернуть голову, я улыбнулась. Мой Конан. Тридцать пять лет бок о бок, а по ощущениям будто всего лишь тридцать пять дней миновало. По человеческим меркам, мне идёт уже шестьдесят девятый, а Конану семьдесят второй год. Может быть из-за того, что сейчас мы могли бы нянчить своих внуков, мы всё чаще начинаем вслух мечтать о рождении общего ребёнка, предпочтительно сына. А может быть это происходит только потому, что все окружающие нас Металлы, за исключением Титанов, помешаны на экстремальной в текущих условиях идее родительства. И всё же я всё ещё не подвержена чрезмерной тяге подержать на своих руках собственного карапуза. Слабее меня эта тяга только у Кармелиты и Тринидад. У первой это желание отсутствует по причине того, что в своей человеческой жизни она успела обзавестись двумя собственными сыновьями и двумя приемными дочерьми. У второй просто напрочь отбиты нормальные человеческие инстинкты. Не помню, чтобы Тринидад когда-либо желала стать чьей-то женой, не то что чьей-то матерью. Более того, последний пункт, насколько я понимаю, её не просто не интересует, но даже отталкивает.
Словно на расстоянии прочтя мои мысли, подойдя ко мне впритык и обняв меня за талию, Конан зашептал мне на ухо:
– Ну что, попробуем перед самым рассветом слепить ребёнка? Обещаю сегодня постараться на славу.
В какой-то момент мысль о “лепке” ребёнка из наших клеток стала для нас чем-то вроде зова – отличный способ завести друг друга. В последнее время я всё больше убеждаюсь в том, что конкретно меня с Конаном все эти разговоры о родительстве только заводят, а не воодушевляют, как это происходит у остальных. Наверное, в действительности мы всё же пока что не очень-то жаждем заделать себе орущий комочек жизни с моими большими глазами и улыбкой единственного адекватного Данна.
– Последние тридцать пять лет мы трахались в пустую, что изменится сегодня? – я наигранно оттолкнула Конана, и сразу же уловила разгорающиеся искры в его вкрадчивом взгляде охотника. Он любит “по жёсткому”. Подозреваю, что все Металлы предпочитают “по жёсткому”. Как бы сильно мы ни старались нежничать, каждый наш секс неизбежно скатывается до состояния безудержного извержения двух вулканов.
– Сегодня я не позволю быть тебе сверху, – он с силой сжал запястье моей левой руки, лежащей на барной стойке.