Рай, ад и мадемуазель
Шрифт:
Моник ждала Гая в отеле неподалеку от дома «Шанель», в мрачноватом районе на другой стороне Гран-бульвара. Любовники поднялись в номер порознь. Тактичный персонал гостиницы не создавал проблем. Девушка впустила любимого в комнату. Они не разговаривали, Гай не раздевался — сразу обнял ее. Швея мельком глянула на его лицо: мужчина крепко зажмурился.
Она сняла с портного пиджак и ботинки. Прикосновения… Ласки… Их тела слились воедино, и Моник будто стала эхом, отражением Гая. Его плоть казалась Моник такой знакомой… Может, все потому, что девушка так часто мечтала о нем? Мужчина не говорил лишнего. После секса Моник
На прощание Гай поцеловал Моник и первым покинул номер.
По дороге домой девушка предавалась раздумьям. Если бы прежняя «девственница из Анжера» услышала, что женщина ведет себя подобным образом, то сочла бы это омерзительным. Но сегодняшний вечер был прекрасен. Она словно приходила к чистейшему источнику любви и никак не могла напиться. Но когда делала большой глоток, становилось лучше. Неужели любовь так проста? Готова ли Моник довольствоваться еженедельными встречами, страстными, чувственными, но не утоляющими жажду? Она постоянно думала о Гае, мечтала о нем, воображала то, на что не имела права, — что однажды он уйдет от жены — и ненавидела себя за это.
ГЛАВА 13
В мастерской Гая начался ажиотаж, когда восемь клиенток внезапно захотели новые костюмы от Шанель к Рождеству. В панической суете одна работница сильно обожгла руку, когда отпаривала костюм утюгом.
Упаковывая готовый наряд в роскошную коробку «Шанель», набитую тонкой бумагой, Моник размышляла: человек пострадал из-за обычного костюма. Это не пот, слезы и — как часто бывает — кровь, а сильный ожог и шрам на всю жизнь.
Каждое изделие, словно ребенка, пеленали в девственно-чистую белую бумагу, подкладывая ее внутрь и в рукава. Еще больше бумаги, гофрированной, как вечернее платье от «Фортуни», укладывали в пустоты коробки, чтобы костюм не помялся. Черную картонку закрывали крышкой и перетягивали белой лентой с надписью CHANEL через каждые пятнадцать сантиметров. Коробки положили в плотные бумажные пакеты с ручками-шнурами и доставили клиенткам домой в ночь перед Рождеством.
Моник представила, как счастливицы достанут новенькие пиджаки под восторженные возгласы друзей и родных. Никто и не узнает, что костюм стоит столько, сколько швея зарабатывает за полгода.
Правда, не в каждом парижском доме клиентки были столь требовательны. Большинство дизайнеров готовили весеннюю коллекцию, а Рождество считали помехой.
Моник расслабилась, привыкая к убаюкивающему ритму поезда, который вез ее в Анжер. Девушка с нетерпением ожидала встречи с сестрой и матерью. На Рождество она наденет новенький костюм от Шанель, который сейчас аккуратно упакован в чемодане.
Мать ждала на станции. Они поприветствовали друг друга, обменялись поцелуями и направились домой. Моник осмотрелась и с удивлением поняла, что Анжер — захолустье. Было холоднее, чем в Париже, и девушка задрожала, прижимая шарф к горлу.
— Доктор Мартин присоединится к нам за рождественским ужином, — нарушила тишину мать, когда они уже прошли несколько улиц.
Моник застонала.
— Разве будем не только мы?
— Он очень одинок, и ты ему нравишься, — оживленно проговорила родительница. — Такой приятный мужчина — возможно, твой шанс.
— Да, приятный, — вздохнула девушка, — но не в моем вкусе и староват.
Изнутри дом не изменился: старомодные громоздкие диваны и кресла, несколько репродукций «семейных» шедевров
Катрин сбежала по ступенькам и бросилась в объятия сестры.
— Я так соскучилась! — прошептала она. — Каково это — работать на Шанель?
Младшая очень похорошела. Моник подробно, интересно рассказала ей о работе, правда, не поведала о чувствах к месье Гаю. В Париже на его рабочем столе лежит подарок — прелестный шарф в синюю и серую полоску из «Галереи Лафайет», который можно носить близко к телу. Он очень подойдет портному.
Оставшись одна в своей комнате, швея поняла, почему раньше не приезжала домой. Она не хотела видеть в зеркале спальни отражение девственницы.
— Приведи себя в порядок, — посоветовала мать за завтраком на следующее утро. — Будь приветливее с доктором, присядь рядом, заведи разговор.
Девушка еле сдерживала раздражение.
Мать, запекая в духовке гуся, устроила переполох из-за картофеля: его надо было добавить к птице при нужной температуре и в строго определенный момент. Еще на ужин были зеленый салат и закуски celeri r'emoulade [73] с oeuf en gel'ee, [74] фирменное блюдо родительницы. Моник отправилась за багетом (его нужно было обязательно купить сегодня), вспоминая путь до boulangerie, который так часто проходила в детстве. Стоял морозный рождественский день, на улицах — почти никого. Домой девушка вернулась с покрасневшим носом.
73
Тертый сельдерей с соусом провансаль (фр.).
74
Заливные яйца (фр.).
В полдень Моник переоделась в костюм от Шанель и с восхищением посмотрела в зеркало. Этот наряд всегда поднимал ей настроение.
Когда она спустилась, родительница скептически осмотрела дочь.
— Мой первый настоящий костюм от Шанель, — сказала Моник. — Сшит специально для меня, maman. Разве не красота?
— Тебе не кажется, что для сегодняшнего вечера это слегка формально? — спросила мать.
— Подумала, будет здорово… Куда еще мне в нем пойти?
— Разве ты бываешь там, где женщины носят «Шанель»?
Моник покачала головой.
— Ну почему я не могу надеть этот костюм дома на Рождество? — раздраженно спросила она.
— Доктор решит, что ты всегда захочешь одеваться в «Шанель», — со вздохом ответила мать.
Бедняжка доктор (Моник его жалела) приехал к часу дня: приятный, вежливый, лет шестидесяти, с редеющими волосами и добрыми голубыми глазами; на носу — очки в роговой оправе. Девушка посмотрела на его белые руки в конопушках и тут же представила, как мужчина ощупывает сыпь на воспаленной коже. Не очень романтично, если вспомнить крепкие руки месье Гая, закутывающие женское тело в красивую ткань. Моник внезапно захотелось обратно в мастерскую, снова увидеть, как умелые руки портного разрезают и после укрощают роскошную материю.