Рай и ад. Великая сага. Книга 3
Шрифт:
Эндрю Джонсон обвинил Джефферсона Дэвиса в том, что именно его поведение подтолкнуло преступников к совершению убийства в театре Форда. Сам он очень резко высказывался в отношении Юга, но в то же время настаивал на том, что будет следовать умеренной программе Линкольна. Не так давно Джордж услышал, что президент хочет реализовать эту программу с помощью ряда указов уже в течение лета и осени. Поскольку конгресс приостановил свою работу до конца года, а внеочередное заседание Джонсон созывать явно не собирался, планы радикалов могли быть сорваны.
Теперь, судя по всему, следовало ждать ответных мер от радикалов. Одной из целей
– Папа, там тетя Изабель! – воскликнула за его спиной Патриция.
Джордж увидел, что жена Стэнли машет им с президентской трибуны.
– Она хочет убедиться, что мы ее заметили, – поморщился он и помахал в ответ.
Бретт улыбнулась. Констанция легонько похлопала его по руке:
– Да ладно тебе, Джордж, не язви. Ты же сам не захотел бы поменяться со Стэнли местами.
Пожав плечами, Джордж снова стал рассматривать толпу на их стороне улицы, пытаясь увидеть того конгрессмена из своего штата, с которым хотел поговорить. Констанция тем временем сунула руку в ридикюль и достала оттуда карамельку. Ее ярко-рыжие кудрявые волосы, выбиваясь из-под модной соломенной шляпки, сверкали на солнце. Она по-прежнему не утратила своей миловидной ирландской бледности, хотя и поправилась на тридцать фунтов с тех пор, как вышла замуж, еще после окончания Мексиканской войны. Джордж уверял, что ее полнота его ничуть не смущает, а, напротив, говорит лишь о жизненном благополучии.
Ровно в девять за Капитолием выстрелила пушка. Через несколько минут вдали послышались звуки духового оркестра, игравшего «When Johnny Comes Marching Home», а потом – радостные крики пока невидимых участников парада. Наконец первые марширующие обогнули здание министерства финансов, и все зрители встрепенулись, хлопая в ладоши и крича «ура!».
Во главе парада ехал генерал Джордж Мид, который под гром оваций приближался к президентскому павильону. Мальчишки, облепившие соседние деревья, так размахивали руками и тянулись вперед, что едва не падали с веток. Мид торжественно отсалютовал первым лицам страны саблей – ни Грант, ни Джонсон еще не появились, – потом спрыгнул с коня, передал поводья какому-то капралу и тоже занял место на трибуне.
Женщины восторженно кричали, многие мужчины не скрывали слез, девочки из школьного хора пели и бросали на дорогу букетики цветов. Над алебастровым куполом Капитолия вспыхнуло белое солнце, когда на улице показался Третий дивизион генерала Уэсли Меррита. Его непосредственный командир, Малыш Фил Шеридан, уже направлялся к месту своей новой службы на берегах Мексиканского залива. При появлении Третьего дивизиона даже Уильям, который до этого наблюдал почти за всем происходящим с юношеским высокомерием, подпрыгнул на месте и восхищенно засвистел.
Бравые кавалеристы Шеридана, со сверкающими на солнце саблями, ехали по улице стройными колоннами, по шестнадцать всадников в ряд. Аккуратно подстриженные, как будто только что от цирюльника, они казались бодрыми и свежими, на их лицах почти не было следов усталости от тяжелых боев. У многих в дула карабинов были воткнуты маленькие букетики фиалок.
Каждый ряд салютовал президенту, наконец-то появившемуся на трибуне вместе
В воздух вздымались облака пыли. Запах конского пота становился все сильнее. Потом Джордж услышал, как на Пятнадцатой улице скандируют:
– Кастер! Кастер! Кастер!
И вот он выехал на авеню на своем великолепном гнедом жеребце Дон Жуане – кудрявые светлые с рыжеватым отливом волосы до плеч, раскрасневшееся лицо, алый шейный платок, золотые шпоры, широкополая шляпа, которую он специально снял, чтобы толпа узнала его. Мальчик-Генерал – так его называли. Мало кому из офицеров Союза удалось привлечь такое внимание публики и прессы. Джордж Армстронг Кастер окончил Вест-Пойнт последним в своем выпуске, но уже в двадцать три года стал бригадным генералом, а в двадцать четыре – генерал-майором. Под ним застрелили двенадцать лошадей. Он был бесстрашен или безрассуден – смотря как к этому относиться. Говорили, что Кастер подумывает стать президентом, если Улисс Грант выставит свою кандидатуру на следующих выборах. Что ж, если это желание останется и если знаменитая удача его не покинет, а народ не забудет своего кумира, возможно, он и добьется того, чего хочет.
Мальчик-Генерал вел своих кавалеристов с красными шарфами под веселую ирландскую мелодию «Garry Owen», которую играл полковой оркестр. Хор девочек-школьниц подхватил песню. На мостовую снова посыпались цветы. Перед президентской трибуной Кастер резко вытянул руку и поймал один букетик. Это неожиданное движение испугало гнедого, и тот метнулся в сторону.
Джордж успел заметить, как исказилось бешенством лицо Кастера, когда Дон Жуан повернул к Семнадцатой улице. После того как генерал совладал с конем, он уже не мог вернуться обратно в огромной толпе людей и лошадей, чтобы приветствовать Джонсона, поэтому в ярости поехал дальше.
Да, этим утром удача отвернулась от Кастера, подумал Джордж, раскуривая сигару. Дорога честолюбия не всегда гладкая. Слава Богу, сам он не рвался к высоким постам!
Судя по отпечатанной программе парада, прохождение инженерных частей ожидалось не очень скоро, и Джордж решил за это время еще раз попробовать разыскать политика, которого не смог найти в толпе.
На этот раз попытка оказалось более удачной – он нашел конгрессмена разглагольствующим под деревьями за зрительской трибуной. Таддеус Стивенс, республиканец из Ланкастера и, возможно, главный радикал, и в свои семьдесят по-прежнему не утратил былой ауры грубоватой притягательной силы, которая от него исходила. Ни изуродованная ступня, ни жуткий парик, совершенно не похожий на настоящие волосы, не уменьшали этого впечатления. Он не носил ни бороды, ни усов, не пряча за ними суровые черты лица.
Когда Стивенс закончил разговор и двое внимавших ему обожателей, коснувшись полей шляп, отошли в сторону, Джордж шагнул вперед, протягивая руку:
– Здравствуйте, Тад.
– Джордж! Рад вас видеть. Слышал, вы сняли мундир.
– И вернулся в Лихай-Стейшн заниматься заводом. Есть минутка? Мне бы хотелось поговорить с вами как республиканец с республиканцем.
– Конечно, – кивнул Стивенс.
Его темно-голубые глаза словно прикрылись шторкой. Джордж уже видел такой взгляд у некоторых политиков, когда их что-то настораживало.