Рай на заказ
Шрифт:
Сивиллина рассказала мне о жизненном пути ее матери — правнучки гениального итальянского банкира, которого убила жена. Мать всегда преклонялась перед дворянскими титулами и вышла замуж за человека, владевшего гербом и замком (правда, неоднократно заложенным), последнего отпрыска одной из величайших дворянских семей Франции. Этот мужчина и стал отцом моей подруги.
Мать… Сивиллина была одержима мыслями о ней, как некой навязчивой идеей. В этой мании она черпала вдохновение и сочиняла стихи, в которых обнажала душу, облекая свою боль в слова. Сивиллина пробудила
Так начался наш странный роман, которому предстояло продлиться три года.
Сивиллина всегда носила только черное. У нее было мало одежды, и она не прилагала никаких усилий к тому, чтобы выглядеть изящной.
«Зачем, — говорила она, — ведь я все равно почти никто».
Я работал тогда фотокорреспондентом в «Современном наблюдателе» [49] . Сивиллина тоже захотела стать фотографом. И я научил ее этому. Потом она попросила найти ей работу. И я нашел ей место фоторепортера, занимающегося портретными съемками в одном еженедельном журнале.
49
«Guetteur moderne» (фр.) — вымышленный научный журнал.
В то же самое время я писал свой первый большой роман и рассказывал Сивиллине о том, как продвигается работа. На это она убежденно отвечала: «Совершенно ясно, ты вскоре добьешься успеха. А у меня никогда ничего не выйдет».
Каждый раз, когда я радовался хорошо сделанной работе, она вздыхала: «Ах! Мне это не светит». И я взял за правило рассказывать ей только о неприятностях, которые случались со мной.
А затем Сивиллина начала падать в обмороки. Она теряла сознание повсюду — на улице, в лифте, в метро.
«У меня спазмофилия», — призналась она таким тоном, как будто речь шла о какой-то таинственной и постыдной болезни.
Мой друг Лоик был врачом, и я расспросил его о симптомах. Он сказал:
— Никакой спазмофилии не существует. Такой болезни нет. Это просто выдумка. Люди верят, что страдают от нее, а на самом деле с ними все в порядке. Чтобы вылечить женщину (как правило, этим «болеют» в основном женщины), которая уверена в том, что у нее обострение спазмофилии, я просто шепчу ей на ухо, когда она падает в обморок: «Я знаю, ты совершенно здорова, и, если ты не прекратишь этот цирк, я высмею тебя перед всеми». Безотказное средство: пациентка тут же заявляет, что ей гораздо легче встает и благодарит меня так, как будто я дал ей какое-то чудодейственное лекарство.
Лоик засмеялся. Он работал на ночных вызовах и стал похож на бойца, побывавшего на всех войнах за здоровье и повидавшего всякое. «Семьдесят процентов тех, кто вызывает врача ночью, — рассказывал он, — на самом деле страдают от одиночества. Они ничем не больны. Им просто нужно увидеть другого человека и поговорить с ним. Все хотят любви. И для некоторых даже простой визит врача значит очень много».
Я пересказал его слова Сивиллине.
Она выслушала, вежливо посмеялась вместе со мной над своей несуществующей болезнью, но продолжала падать в обмороки на площадях и проспектах.
Однажды вечером, вернувшись с интервью, сопровождавшегося портретной съемкой, она рассказала, что встретила удивительного человека — доктора Максимилиана фон Шварца, психиатра, автора множества книг о химии любви.
— Знаешь, что он сказал мне в конце интервью?
— Что?
— «Мадемуазель, я вас люблю».
— Прямо вот так вот нагло?
— Я ответила, что у меня уже есть парень. Это я о тебе… — Она хихикнула. — Он сказал, что ему наплевать и когда он кого-нибудь хочет, то всегда получает то, что хочет. «Я хочу вас, и вы будете моей!»
Нахальство этого специалиста в области любви очень нас позабавило.
У Сивиллины возникало все больше проблем со здоровьем. Обмороки участились. Я то и дело ездил за ней в больницы или на станции служб спасения. Когда «Современный наблюдатель» издал мою первую большую подборку фотографий «Бог и наука», она не смогла скрыть своего недовольства. У нее теперь постоянно было скверное настроение, и она в конце концов вернулась к себе, в маленькую квартирку в шестнадцатом округе. Дважды в неделю у нас были свидания, но она опаздывала или вовсе не приходила.
«Прости, я забыла, — говорила она. — У меня последнее время такой ветер в голове».
Со временем все становилось еще хуже. Поскольку с личной жизнью у меня все было из рук вон плохо, я находил утешение в работе и сделал подряд несколько неплохих фоторепортажей, которые перепечатали и другие издания. Сивиллину это очень расстроило. Я чувствовал, что в наших отношениях мы движемся по какой-то странной спирали… Я не сомневался, что она хочет, чтобы я бросил успешную карьеру, стал неудачником и оставался на одном уровне с ней.
Наши свидания становились все реже. Раз в неделю. Раз в две недели.
— У тебя кто-то другой? — спросил я ее как-то вечером.
— Нет-нет, просто сейчас у меня такое время… Я хочу побыть одна…
— Я все-таки думаю, что ты кого-то встретила. Это твой выбор, и я могу это понять. Только не лги мне больше. Если ты не придешь завтра вечером, считаю наши отношения законченными.
На следующий вечер она не пришла.
Всю ночь я слушал «Marillion» [50] , курил эвкалиптовые сигареты и привыкал к мысли о том, что я снова один.
50
Британская рок-группа.
Сивиллина позвонила мне через две недели и настояла на встрече в кафе возле площади Оперы.
— Ты был прав, — призналась она. — Я встретила другого.
— Погоди, дай-ка я угадаю… Неужели это тот психиатр, спец по химии любви? «Я вас хочу, вы будете моей»? Максимилиан фон что-то?
— Да. Это он. Как ты догадался? Знаешь, это очень важный человек. Он всемирно известный специалист по спазмофилии, руководит специализированной службой в одной психиатрической лечебнице. Более того, он занимается политикой. Он близкий друг мэра Парижа и скоро будет внесен в предвыборные списки как муниципальный советник!