Рай-отдел

Валин Юрий Павлович

— А где здешние, рыночные постовые?

— То интересный вопрос, — согласился солидный усач-миллиционер. — В отделение с нами пойдете?

— У нас свое задание, — начоперот многозначительно коснулся кожанки, куда было упрятано могучее удостоверение.

— Так хоть беспризорницу до поста доведите, — попросил усач. — Нам бы преступников доволочь — один едва жив, другой бешеный. А девчонка как пить дать, драпанет. Не вязать же ей руки. Выручайте…

Пенсне, уже без пенсне — разбитую оптику пришлось сунуть ему в карман пиджака — действительно пребывал в не особо товарном

виде — сидел в грязи, дергал головой и «плыл» взглядом. Удар коварного сметанного кистеня оказался на диво сокрушительным.

— Ладно, доведем, — вздохнул Вано, с опаской поглядывая на мелкую подконвойную. — Блох или чего иного от нее не нацеплять бы.

Рынок еще бурлил, обсуждая происшествие.

— Купили сметанки, — проворчал начоперот, пропихиваясь к воротам.

— Да уж не ворчи, — Игорь придерживал девчонку — та жевала подхваченный с земли пирожок, шумно сплевывая соломинки. — Лучше бы взял ребенку молока запить, что ли…

Вано живо вернулся с бутылкой:

— Выбрал пожиже, а то пробьет мозглячку с голодухи.

— Не пробьет, — заверила страдалица с опухшим глазом. — А что, окосею я или как?

— Временное явление, — авторитетно заверил начоперот. — Вот тебе еще бутер с колбасой. Вроде, съедобная. Только не давись.

Устроились на завалинке у двухэтажного, с каменной подклетью и срубным верхом, дома по Земскому. Ветер играл обломанными ветвями сирени, погуливалась у сараев разноглазая кошка, с подозрением поглядывала на чужаков.

Вано курил, Игорь помаялся, выругал себя за стеснительность и распечатал шикарную пачку «Эсмеральды». Девица Мурзик управилась с колбасой, и уже через силу допивала молоко. Кушал она, кстати, весьма прилично, имелись в глубине этого костлявого существа в дырявой кофте некие зачатки воспитанности.

— Двинулись, что ли? — Вано вдумчиво затушил самокрутку.

— Чего спешить? — отдуваясь, заметила Мурзик. — Угостили бы вы барышню хорошей папироской.

— Еще чего, — хмыкнул Игорь. — Вреден табак. Особенно для подрастающего организма.

— Не, если жидишься на табак, так оно понятно, — кивнула проницательная особа.

— Отсталая ты. Политически и вообще, — заворчал начоперот. — В детдом тебе нужно, учится, в нормальный коллектив вливаться.

— Еще и месяца нет, как оттуда утекла, — вздохнула дева. — Хуревато там, дяденьки. Не по мне. Слушайте, может я вам отсосу, да и пойду? Скажете, что удрала, вам поверят.

— Ты как, Игорь? — ухмыльнулся начоперот. — Не побрезгуешь?

— Иди в жопу, дебил.

— Не, я ж исходя из вашей современности, — ухмыльнулся остроумец. — У вас там тонкие вкусы.

— Угу, ваше поколение нас и воспитывало.

— Брезгуете, значит, — вздохнула девчонка. — Зазря. Это я после весны такая кашлатая…

— Замолкни. Пошли, чего сидеть, — буркнул Вано.

— Да успеется, чего суетить-то… — Мурзик потянулась к своему глазу, но Игорь вовремя стукнул ее по руке:

— Не три. Умоешься, само пройдет.

— Все в жизне проходит, — согласилась девчонка.

— А тебя как звать, если всерьез,

философша?

— Так и звать — Мурзеева-Алвети. Княжна дворянского рода.

Товарищ начоперот гоготнул.

— Это типа фамилия, — заметил Игорь. — Но имя обычно тоже бывает.

— Как же без имени, — согласилась «княжна». — Благородные папенька с маменькой нарекли при рождении Аделью. Только в это имечко, один хер, никто не верит.

— Тебе-то годков сколько, княжна? — брезгливо спросил Вано. — Уж какой год советской власти, а фантазии у тебя как у древней бабки Бабарихи. Застарелые басни, аж пробу некуда ставить.

— Так из стиха слово не выкинешь, — горестно подперла щеку аристократка. — Мыкаюсь с таким происхожденьем, мля, а что ж поделать.

— Не, ты постой, тут годами не сходится, — запротестовал Вано. — С арифметической стороны.

— Не, мля, ты профессор, что ли? — удивилась Мурзик. — Хер его знает, может и не сходится. Только за что купила, за то и продаю. Родителев своих, понятно, не знаю. Папенька до мого рождения деру дал, маманя меня в Крыму выродила, сюда сослала и следом за папенькой отвалила. Небось, в Лис-Сабоне проживают. А меня ихняя кастелянша выхаживала, денег на прокорм ей малость сунули, не пожадничали.

— Вранье на вранье, — озадаченно хохотнул Вано, явно прикидывая в уме логическую и календарную последовательность Мурзиковой биографии.

— Может, и вранье, — беззлобно согласилась предположительная княжна. — Мне ж баба Соня рассказывала, может и напутала чего. Она уж старенькая была. Воспитывала, как могла, даж французскому учила. А в двадцать пятом году померла. Хороший человек. Вот про нее чего гавкните, очи выцарапаю.

— Не будем мы про нее ничего дурного говорить, — заверил Игорь. — И так понятно, что достойным человеком прожила жизнь твоя баба Соня. Только отчего вдруг Лиссабон? Португальские корни у предков?

— Какого, нах, еще португальские? — обиделась Мурзик. — Говорю же — княжеские. А Лис-Собон шикарно звучит. Может, и не там мое благородное родительство осело, зуб на то не дам.

— Понятно, — кивнул начоперот. — Все же в школу тебе нужно. При пролетарской власти все граждане, невзирая на происхождение, обязаны глобус знать и вшей окончательно вывести.

— Да у меня и нету вшей. Разве случаем пару подцеплю, — пояснила княжна.

— Пойдемте, граждане, — вздохнул Игорь, поднимаясь. — Перекантуешься в детприемнике, может, на этот раз детдом подвернется посимпатичнее. И козырять дворянским происхождением прекращай. Люди по разному этот аристократизм воспринимают.

— А мне чо терять-то? — усмехнулась сиятельная Мурзик.

— Ты определись. Если титулуешься для красоты слова и трескотни, так болтай сколько влезет. Но бабуля тебе такие вещи, наверное, не с той мыслью рассказывала, чтоб было о чем потрещать как сороке. Хрен с ними, с пропащими родителями и с родословной. Если в тебе что-то истинное есть, так оно отнюдь не от названия зависит.

Мурзик фыркнула:

— Та что во мне такого, нах, быть может? Короста одна. Отродясь ни бриллиантов, ни балов, ни охот, мне и в полглаза ни видалось.