Рай Сатаны
Шрифт:
В один миг сержант ужом выскользнул из спального мешка, схватился за оружие. Разглядел на фоне скал темную фигуру, бесшумно передвинул предохранитель… Скомандовал:
– Стой, где стоишь!
– Не узнал? Короткая память у тебя, человек снизу.
– Иван?
– Можно и так, – ответил абориген. – Вы устали. Лежите. Я огонь разведу.
Отложив автомат, Багиров медленно опустился на спальник.
– Давненько не видались, Тульбигей, – вступил в разговор Пепс, выбираясь из мешка.
– Давно…
– Ты все кочуешь, скитаешься,
– Скитаются те, у кого дома нет. А мой дом – тундра… Чай будем пить?
– Не из чего тут костер запалить… – сказал Багиров. – Так что, если голоден – угощайся, есть, что пожевать. Но с чаем облом…
– Запалим, – успокоил Иван.
Сделал несколько шагов в темноту, тут же вернулся, принес тючок с пожитками, хорошо знакомый сержанту карабин и связку сушняка. Совсем небольшую вязанку, – по разумению Бага, ее никак не хватило бы на приличный костер: вспыхнет и сгорит, котелок или чайник даже не нагреется.
Но Иван, он же Тульбигей, развел костерок с умом: крошечный, под самым дном памятного Багирову котелка, – так, чтобы ни единая калория тепла даром не пропадала. И все равно, окажись каким-то чудом рядом букмекерская контора, сержант поставил бы любую сумму на то, что котелок не закипит.
И проиграл бы. Иван даже все свои веточки спалить не успел – котелок забулькал, крышка задребезжала, выпуская излишки пара.
Чай пили долго и молча, пуская по кругу алюминиевую помятую кружку. Выпили всё, хотя под конец Багиров с усилием глотал терпкий напиток. Но не выливать же, коли дрова тут в большом дефиците.
– В Рай собрались ходить? – спросил Иван по окончании чаепития; равнодушно спросил, словно между прочим, словно исполняя обязательную для путешественников формальность.
– Вроде того, – кивнул сержант. – Бывал там?
– Я много где бывал, – обтекаемо ответил абориген. – Разные места. Люди по-разному их зовут.
– А в Раю? – настаивал Багиров. – Там, за ледником?
– Не ходите туда.
– Это еще почему? Плохое место? – припомнил сержант старую песню Ивана.
– Нет, – пожал плечами Иван. – Не плохое, просто другое… Не для вас.
– Почему?
– Не для вас, – настойчиво повторил Иван.
– Почему? – уперся Баг.
Иван глубоко-глубоко вздохнул. Словно родитель, не знающий, что ответить на простейший детский вопрос: отчего все-таки трава зеленая? Родитель, не желающий ни врать, ни растолковывать про хлорофилл с фотосинтезом…
Одновременно со вздохом Иван потянулся к своему тючку, достал знакомый глухо побрякивающий мешочек. Сказал, развязывая тесемку:
– Сейчас сам увидишь.
Пепс резко поднялся на ноги. И заявил не менее резко:
– Я в эти игры не игрок. Пойду прогуляюсь. Вы уж тут без меня как-нибудь…
Багиров удивился. Что за муха укусила Большого Пепса? Когда-то нагадал ему узкоглазый неприятность – и она сбылась?
Шуруп тоже энтузиазма не проявил. На прогулку не отправился, но отодвинулся подальше от погасшего костерка
Светила луна – полная, яркая. Пики Бырранги казались черными дырами в звездном небе. Ледник искрился в лунном свете, словно огромная груда алмазов, далекая и в то же время близкая. В общем, самая подходящая обстановка для гадания, столоверчения и вызывания духов.
Свой знаменитый поднос Иван с собой не прихватил, метнул костяшки на донце перевернутого котелка, давно остывшего. И остановил Багирова, хотевшего подсветить фонарем:
– Не надо. Я все вижу. Сиди, смотри, слушай.
Все происходило, как в первый раз: так же быстро мелькали в лунном свете пальцы, с удивительной точностью выдергивая фигурки, – не потревожив, не стронув с места соседние. И все происходило иначе: по краям котелка теперь не выстраивались два ряда костяшек, все извлеченные из общей кучи сразу отправлялись в мешок.
Закончив свои манипуляции, Иван долго молчал. А потом заговорил с большими паузами, словно тщательно подбирал слова и боялся сболтнуть лишнее:
– Им нельзя за ледник… Им двоим (Иван показал взглядом на Шурупа и легонько кивнул в ту сторону, куда ушел Пепс)… Не вернутся… Ты можешь ходить… Ты вернешься… Но лучше останься там… Теперь можешь спрашивать.
– У меня опять две дороги, вверх и вниз? – спросил Багиров.
Он ждал, что Иван сейчас вновь заговорит низким, глубоким, как бы не своим голосом. Но нет, отвечал абориген все тем же надтреснутым тенорком.
– Дорога одна… Ты выбрал и теперь не свернуть. Но можно остановиться…
– Нет уж, зимовать тут не буду… А дорога-то правильная?
– Она твоя. Другой нет.
– Вверх? В Рай? В Аду я уже побывал…
Иван молчал. Решительно смахнул с котелка фигурки, ссыпал в мешочек, убрал его на место. И лишь затем ответил, причем совершенно невпопад:
– Не сможешь остановиться – иди. Не сможешь умереть – живи. Не сможешь увидеть – смотри.
Ахинея и бессмыслица, но любая бессмыслица звучит весомо, если произносить ее в соответствующей обстановке. На залитых мрачным лунным светом склонах Бырранги, например.
– Ты куда это собрался? – удивленно спросил сержант, глядя, как ловко Иван приторочил к тючку котелок, а затем закинул поклажу на спину и подхватил с земли карабин.
– Домой пойду.
Не прощаясь, сделал несколько шагов в темноту и исчез. Сколько ни пялился сержант в сплетение густых теней, никакого движения не разглядел. На освещенных луной участках Иван тоже не показался… И ни звука, свидетельствующего, что кто-то движется по камням, ни шороха, ни стука покатившегося со склона камешка. Словно призрак, словно горный дух навестил их бивак, – и растаял, вернулся в свое царство теней.