Рай со свистом пуль
Шрифт:
– Хороним в океане, как Бен Ладена, блин, – фыркнул Гурьянов.
– Пока, пока, – цинично помахала утопленнику Татьяна, – командир и экипаж прощаются с вами…
«Гамбринус» бороздил прибрежные воды, уходя под защиту громоздких скал на южной оконечности острова. Пока им крупно фартило – «вторая волна» не объявлялась. Очевидно, основные силы «пиратов» концентрировались где-то в отдалении, и причудливая местная акустика глушила звуки выстрелов. Катер – первая ласточка, патруль. В наличии же основных сил Глеб не сомневался – во-первых, интуиция, во-вторых, богатый опыт. Если уж намечено крупное мероприятие, то без конкурентов не обойтись. Его предупреждали, что возможны происки со стороны. Не могло это наспех обученное, едва знакомое с дисциплиной воинство возникнуть просто так – вдали от судоходных путей, у берегов
С чего он взял, что на юге будет безопасно? По бесхитростной причине, что судно с морскими разбойниками появилось с севера? Глупее не придумаешь, но какие альтернативы? Бросать это глупое занятие и уходить на базу, даже не попробовав переломить ситуацию? Через несколько минут «Гамбринус» уже обогнул величественную скалу-небоскреб, торчащую из моря, как назидательный перст, и вплотную приблизился к берегу. Увешанные оружием спецназовцы залегли за фальшбортом, напряженно всматривались в окружающие реалии. Рельеф береговой полосы был предельно изрезан, при желании здесь можно было спрятать целую дивизию ВДВ – вместе с боевой техникой и женами офицерского состава. Береговую полосу формировала вереница извилистых, загроможденных камнями, заросших диковатой растительностью бухт. Многие из них имели естественную природную маскировку – с моря они не просматривались, их заслоняли каменные островки, гребни коралловых рифов, возвышающиеся над водой, баррикады отполированных валунов. Все это было непривычно, необычно и красиво – ничего подобного Глеб не встречал ни в Мексике, ни в Скандинавии, ни в других странах, «осмотренных» им по долгу службы. «Гамбринус» медленно шел между разбросанными по воде островками-«спутниками», огибал неровности береговой линии. Охапки жухлой травы, кустарники цеплялись за борт, выворачивались с корнем. Над головой громоздились каменные крути – ломаные, расколотые, испещренные провалами и трещинами. Издалека доносился птичий гам – до джунглей здесь было рукой подать.
Подходящая бухта – вполне пригодная для пристройки шлюпа на долгое хранение – открылась внезапно. Обнаружить с моря ее было невозможно. Извилистый проход между скалами, вход в лагуну загромождали груды каменищ – невероятно живописные, причудливые. Между ними открылся узкий проем, порядка пяти метров, куда теоретически мог протиснуться «Гамбринус».
– Тормози, Дениска, – распорядился Глеб. – Разворачивайся в эту щель.
– Опасно, товарищ майор, – возразил Дениска, глуша мотор. – Что там, в бухте, мы не знаем. А вдруг это щель в никуда? Сядем на мель, пробьем днище – полный улет тогда будет. Вы бы сходили десантом, осмотрели сверху этот заливчик, а потом скоординировали бы меня…
В словах молодого офицера прослушивалась истина. Рисковать транспортом было не дело – рай, из которого нельзя выйти, превращается в ад. Татьяна спрыгнула первой, поплыла, отфыркиваясь, к берегу. Спецназовцы увлеченно смотрели, как гибкая фигурка в закрытом целомудренном купальнике (переоделась по случаю) выбирается на камень, карабкается, проклиная тяжелую бабью долю, на какую-то сомнительную наклонную плоскость. Присела на корточки, опасливо покосилась на нависшую над головой кустистую растительность. Ойкнула, хлопнула себя по плечу и как-то недоверчиво воззрилась на размазанную по телу живность.
– Первая кровь пролилась, – усмехнулся Дениска.
За Татьяной поплыл Гурьянов, взобрался на граненый «камушек». Эффектной высадки не получилось – он встал раньше времени в полный рост и замер, озадаченно выставившись на Татьяну.
– На жвачку наступил? – посочувствовала Соколова, протягивая руку. – Ты можешь довериться мне, малыш, иди же сюда.
На скользком камне количество культурных людей резко сокращается. Гурьянов взмахнул руками, засеменил по скользкой поверхности, вспоминая любимые с детства словесные обороты, оттолкнулся, чтобы не размозжить голову, и погрузился в воду. Вынырнул какой-то обиженный, стал отфыркиваться.
– Гы-гы, – сказала Татьяна, – мальчик очень любил плавать, но так ни разу и не утонул. Попытка номер два, Павел Валерьянович, – давай же, не подведи… – и тут в камнях неподалеку от Татьяны что-то заворошилось, заблестело в солнечных лучах – она испуганно охнула. Никто не знает, что у
– Соколова, мать твою! – взвыл Гурьянов, выплевывая воду.
Татьяна вынырнула с широко открытыми глазами.
– О боже… там этот… рожденный ползать…
Змея сама, похоже, испугалась. Распрямилась гибкая лента, усеянная перламутровыми блестками, блеснули бусинки глаз, и приличных размеров гадина, извиваясь и шурша, удалилась в расщелину.
– Ну, пипец, товарищи офицеры, – донесся из рулевого закутка злорадный голос Дениски. – И это гордость и краса Российского военно-морского флота? Татьяна Васильевна, Павел Валерьянович, вам не пора на пенсию? Или к позорному столбу?
– Кстати, товарищи офицеры, – предупредил, подавляя хохот, Глеб, – если кто-то полагает, что все это закончится корпоративом, то он ошибается. Вперед, пловцы, чего шипим на старшего по званию? Танцуют все, на вас внимательно смотрят…
С горем пополам морские разведчики заняли «плацдарм» на вражеской территории. Они карабкались по камням, обрамляющим бухту, и вскоре оседлали господствующую высоту. Гурьянов махнул, давая «зеленый сигнал светофора». Дениска для порядка поворчал, что меньше всего на свете доверяет зеленому сигналу светофора, и на медленном ходу начал протаскивать судно в бухту. Глубина здесь была порядочная, подводные препятствия, чреватые для судна, сверху не просматривались. Дважды Дениска шкрябал бортом о камень, ругал себя за нехватку мастерства, но ничего фатального не случилось. Исчезло море за изгибом залива, сомкнулись над головой замысловато перепутанные кроны деревьев.
– Суши весла, – буркнул Глеб, – хватит.
– Бухта разрушенных надежд, вот мы и дома, – сообщила сверху Татьяна. Она сидела на краю скалы и беззаботно болтала розовыми пятками.
– Тесно тут, – посетовал Дениска, выбираясь на палубу и сладко потягиваясь.
– Разве это тесно? – фыркнул Гурьянов, спрыгивая с уступа на судно. – Вот в «хрущевке» на тридцать метров – с тещей и ипотекой – это действительно тесно.
– Не расслабляться, – предупредил Глеб. – Всем одеться согласно обстановке и как следует экипироваться. Выдвигаемся через четверть часа – пешим образом, в колонну по восемь. Надеюсь, у вас нет каких-то особенных планов на вечер?
Он познакомился со своими подчиненными лишь несколько дней назад. Собрал их всех вместе в кафе на проспекте Адмирала Нахимова в Севастополе, где базировался его 102-й Отряд борьбы с подводными диверсионными силами и средствами, придирчиво наблюдал за ребятами, составлял психологические портреты. В профессиональных навыках боевых пловцов, собранных с миру по нитке, сомневаться не приходилось – начальство уверяло, что профи тертые, да и сам он убедился на тренировках. Даже у безусого Дениса Маревича – богатый послужной список, отличные данные и перспективы. Ребята общительные, коммуникативные, слышали про дисциплину и приказы вышестоящего начальства. Капитана Гурьянова перевели из Мурманска, капитана Соколову и старшего лейтенанта Маревича командировали с Тихоокеанского флота – специально для выполнения ответственного правительственного задания. Рассчитывать на силы 102-го отряда уже не приходилось – Черноморский флот трясло и лихорадило, росла текучка, закрывались целые отделы и подразделения, и московское начальство почему-то решило, что команда должна быть сборной – пусть бойцы и не знакомы между собой (это исправимо), главное, чтобы были отличные специалисты. Больше всего на свете Глеб ненавидел работать с незнакомцами, но, сойдясь с ребятами, успокоился – притирка проходила легко и непринужденно. Через неделю ему казалось, что он знает эту компанию целую вечность. То замкнутые, нелюдимые, то шуты гороховые (в рамках, впрочем, дозволенного). У Гурьянова имелась семья в далеком северном Чудове, о которой он рассказывать не любил, у Маревича – мама, папа и «вечная» невеста еще со школы в приморском Артеме – он постоянно показывал фотографию и жаловался, что жениться неохота, а бросить страшно (или наоборот), и вся жизнь из-за этого кувырком. У Татьяны Соколовой имелось три старших брата, и этим многое было сказано – и про образ жизни, и про умение за себя постоять, и про отчаянные попытки из последних сил выглядеть обаятельной и привлекательной и обрести хоть подобие личной жизни.