Рай — Техас!
Шрифт:
Бобби Том неожиданно для себя почувствовал, что его переполняет чувство гордости за отца. А потом пришло опустошающее чувство утраты. Он нахмурился, надеясь, что не выказал ни одной из этих эмоций.
— Но вы до сих пор продолжаете ненавидеть его.
Сойер, казалось, не слышал его слов.
— Однажды я залез в шкафчик Хойта и стащил его школьную куртку. Не думаю, что ему удалось выяснить, кто это сделал. Я, конечно же, не мог носить эту проклятую вещь, даже не хотел. Но я взял ее незаметно и сжег, чтобы он никогда больше не мог пользоваться ею. Может быть, я надеялся, что вместе с ней сгорит и все его преимущество передо мной, но скорее всего я просто не мог спокойно
Невольно представив своих родителей в роли учеников средней школы, Бобби Том почувствовал себя сбитым с толку.
— О чем мы начали говорить, Сойер? Кажется, о моей матери?
— Я полагаю, так было всегда. — Его глаза затуманились. — Она была невероятно прелестна, хотя сама так не считала, потому что носила скобки на зубах до конца второго курса. Ей нравился твой отец, но она была приветлива со всеми. — Он искренне рассмеялся. — Со всеми, кроме меня. Однажды мы столкнулись с ней в пустом коридоре, когда никого не было рядом. Она относила что-то в учительскую, а я прогуливал урок. Я поднял воротник и ссутулившись прислонился к одному из шкафчиков, скорчив мерзкую рожу. Я смерил ее с головы до ног самым крутым своим взглядом, испугав до полусмерти. Я помню, как руки ее затряслись, но она справилась с собой и сказала: «Уэйленд Сойер, если вы не хотите закончить свою жизнь на улице, вам лучше отправиться в класс сию же минуту». Храброй девочкой была твоя мать.
Было трудно сохранить антипатию перед такой обезоруживающей искренностью, но Бобби Том напомнил себе, что Сойер сейчас совсем не панкующий подросток и в настоящее время опасность, исходившая от него, была более чем реальна.
— Детские разборки — это одно, — сказал он ровно, — но все выглядит совсем по-иному, когда за дело берется взрослый мужчина. Скажите, что вы с ней сделали?
Бобби Том совсем не ждал прямого ответа и не был удивлен, когда Сойер отвернулся от него и подошел к дверному стенду для спортинвентаря. Поставив клюшку на место, он небрежно привалился к прилавку, но чувствовалось, что тело его напряжено. Бобби Том ощутил смутную тревогу, словно ему грозил страшный удар, от которого уже невозможно увернуться.
Сойер уставился в потолок и с трудом выговорил:
— Я позволил ей поверить в то, что закрою «Розатек», если она не станет моей любовницей.
Бобби Тому показалось, что на него обрушились стены. Он с минуту стоял неподвижно, справляясь с приступом ярости, чтобы не убить этого сукина сына на месте, и только когда эта безумная вспышка растеклась по его телу волной холодного гнева, разрешил себе подойти к нему и заглянуть в глаза:
— Ей следовало послать тебя к черту.
Сойер прочистил горло:
— Она этого не сделала.
— Я убью тебя.
Руки Бобби Тома метнулись вверх. Он прижал Сойера к прилавку, вцепившись в лацканы его пиджака. Пальцы Сойера, словно клещи, обхватили его запястья.
— Выслушай меня, Дэнтон. Возьми себя в руки и выслушай меня.
Бобби Тому нужно было знать все. Он отпустил пиджак Уэя, однако не двинулся с места. Его голос звучал глухо:
— Говори.
— Я никогда не утверждал этого впрямую, но она вообразила, что дело обстоит именно так, и я не торопился разуверить ее. Сейчас вся Телароза считает меня справедливым и славным парнем. Я надеялся, что, познакомившись со мной поближе, она раньше других поймет это. Но все вышло не так.
— Ты изнасиловал ее?
— Нет! — Впервые в глазах Сойера блеснул гнев. — Меня во многом можно упрекнуть, Дэнтон, но только не в таких вещах. Что произошло между нами, известно лишь нам двоим, но тебе я скажу одно — никакого насилия не было.
Бобби Том почувствовал тошноту. Он всегда запрещал себе думать об интимной стороне жизни своей матери после смерти отца. Он допуская, что у нее мог появиться кто-нибудь, но мысль о том, что она могла добровольно отдаться именно Сойеру, была совершенно невыносима.
Слова Уэя вонзались в его сознание, как раскаленные гвозди.
— Никакого насилия не было, но для нее все произошло слишком рано. Она до сих пор тяжело переживает смерть твоего отца, и я не могу упрекать ее за это. Но его здесь больше нет, а я есть и хочу, чтобы она вновь обрела счастье. Ей тоже хочется быть со мной, но она не может себе этого позволить, и, я думаю, в основном из-за тебя.
— Она взрослый самостоятельный человек и сама решает, как ей поступить.
— Ты — самое главное в ее жизни, Дэнтон, и она скорее отрежет себе руку, чем причинит тебе вред. Она никогда не пойдет против твоей воли.
— В таком случае, я хочу, чтобы ты оставил ее в покое. Сойер посмотрел на него с нескрываемой враждебностью:
— Надеюсь, ты понял, Дэнтон, что я тут разливался соловьем совсем не потому, что страдаю припадками мазохизма. Ты у меня в печенках сидишь, самовлюбленный, эгоистичный мальчишка! Я молил Бога, чтобы ты оказался похожим на своего отца не только внешне. Я был честен с тобой, чтобы ты понял, как мне тяжело без нее и что твоя мать тоже страдает от одиночества. Но нам не бывать вместе без твоей поддержки.
— Этому действительно не бывать!
Сойер побледнел, но голос его звучал твердо:
— Все, чего я хочу, это выйти на ровное игровое поле, Дэнтон. Я хочу, чтобы ты дал мне шанс.
— Ты хочешь моего благословения?
— Ты единственный, кто может снять с нее грех.
— Тогда все для тебя обстоит плохо, потому что я не собираюсь этого делать. — Он ткнул Сойера пальцем в грудь. — Предупреждаю тебя, Уэй. Оставь мою мать в покое. Иначе ты об этом пожалеешь!
Сопровождаемый тяжелым немигающим взглядом Сойера, Бобби Том повернулся на каблуках и вышел в холл, содрогаясь от ярости. Ему пришлось остановиться на верхней площадке лестницы, чтобы отдышаться и прийти в себя. Он был уверен в своей правоте. Сойер обманом завлек в свои сети его мать, и ему, как хорошему сыну, следует постараться уберечь ее от новых неприятностей.
Один из бывших товарищей по команде окликнул его, и Бобби Том тут же замешался в толпу мужчин, собрав шихся вокруг бара. Он переходил от одной группы гостей к другой, похлопывая чьи-то плечи и отпуская веселые шутки, будто у него не было других забот в этом мире; но, приветствуя старых друзей, он постоянно косился на дверь, отыскивая взглядом Грейси. Только она могла утешить его сейчас, после тяжелой стычки. Где ее носит? Он едва подавил в себе безумный порыв выбежать на автостоянку.
Краем глаза он увидел, что его враг как ни в чем не бывало беседует с Лютером Бейнзом, а чуть позже заметил и свою мать. Она стояла в противоположном конце зала, окруженная партнершами по бриджу, и выглядела совсем неплохо. Он подумал, что после съемок, пожалуй, ему придется поехать с ней в круиз, о котором она очень давно мечтала. Он мог себе представить, что это за скука — торчать месяц или два в замкнутом пространстве, но ему нравилось общество матери, а ей сейчас надо хорошенько проветриться. Конечно же, он прихватит с собой и Грейси, и они втроем великолепно проведут время. Чем больше он об этом думал, тем больше его прельщала эта идея, и он даже почувствовал-, что его настроение улучшается.