Рай земной
Шрифт:
– У него такие же волшебные глаза, как у его отца. Он вырастет и станет великим вождем, – добавила Махия, вручая младенца сестре.
Алия улыбнулась похвале старшей сестры и приложила ребенка к груди.
– Он такой же ненасытный, как его отец.
Она почувствовала, как сильно и в то же время сладостно мальчик потянул за ее сосок, и вспомнила об Аароне. Как он будет им гордиться! Она рассматривала европейские черты лица ребенка. Волосы его были чернильно-черные, но не было никакою сомнения, что это ребенок Аарона Торреса.
– Ты хорошо справилась с родами, – сказала Махия. – Это хороший
– Нет! – Алия возмущенно сверкнула глазами на Махию. – Я выйду замуж только за Аарона. Он станет могущественным вождем нашего народа. Со всем этим страшным оружием, что он привез из-за океана, мы сможем победить всех наших врагов.
Махия пожала плечами, глядя на свою капризную младшую сестру.
– Гуаканагари всегда потакает тебе, но он не может заставить Золотого жениться на тебе.
Ему не придется заставлять Аарона. – Голое Алии звучал раздраженно, но она была слишком довольна собой, чтобы злиться на глупую сестру. – Я много узнала о том, как думают люди, живущие по ту сторону океана. Аарон, как и все они, оценит, что его первенец – мальчик. Он сразу же увидит, что это его сын. – Она дотронулась до лица младенца, словно подтверждая свои слова.
– У людей, живущих по ту сторону океана, мною странных понятий. В невестах они также пенят девственность, – в голосе Махии звучало презрение к такой нелепой идее. «Как может мужчина узнать, не будет ли его жена бесплодна, если она ни разу не была беременна до его женитьбы на ней?» – Я не понимаю, для чего тебе нужен Золотой. Его дубинка может быть такой же, как у других, и неважно какого цвета у него кожа.
Чувственная улыбка тронула губы Алии.
– Да, но ты никогда не видела ею дубинку… а я видела.
Махия с отвращением фыркнула, но промолчала.
Алия отдала ей ребенка, который громко засопел.
– Возьми и покажи его нашему брату, а я пока отдохну.
– Ты сейчас назовешь его?
– У людей Аарона свои обычаи. Ребенка называет отец. Я подожду, пока он вернется.
Когда Махия ушла, Алия вытянулась на огромной, приподнятой над землей кровати. Она была измученная, уставшая, груди ее наполнились молоком и болели, но она испытывала огромную радость. Роды были нетрудными, но она скажет Аарону по-другому. Он был мрачен и беспокоился о ее беременности и о неминуемой пытке рождения. Она улыбнулась: Махия права насчет некоторых дурацких понятий белых людей. Но если он считает, что роды – огромная опасность, тем лучше. Она убедит его, что их сын чуть не убил ее своим появлением на свет!
Да, Аарон, ты женишься на мне и станешь великим вождем-воином. Ты сокрушишь всех других вождей между Марьеной и Ксарагуа, а я буду стоять возле тебя, как королева!
Поздно вечером, когда несколько рабов принесли Алии изысканную пищу, в ее бохио прибыл Гуаканагари.
Она тут же поняла, что он принес дурные новости. Отпустив рабов, она повернулась к нему и спросила:
– Что случилось?
Тоскливое лицо брата, которое так отличалось от радостного выражения, которое было у Гуаканагари накануне, испугало ее.
– С Аароном все в порядке?
– Аарон в порядке. Он здесь. Я показал ему его сына, и он
Его сдержанность сбила ее с толку.
– Если он вернулся, почему не пришел ко мне? Гуаканагари почувствовал огромную волну сострадания к своей младшей сестре. Она так надеялась выйти замуж за Аарона, и он тоже стремился к этому браку, которому не суждено сбыться.
Он решил, что будет лучше, если сначала я поговорю с тобой. Возвратился адмирал и приказал Аарону жениться на белой женщине с его родины. Она ждет его в деревне возле моря.
Кровь отхлынула от лица Алии, Она с недоверием уставилась на брата. Потом ее пронзила смертельная ярость.
– Как он осмелился так поступить со мной? Кто эта женщина, ради которой он пренебрег принцессой королевской крови?
Он сказал мне, что не хотел жениться на ней, но адмирал приказал, так же как я могу приказывать моим знатным людям жениться, если меня это устраивает. По его законам, он может иметь только одну жену.
– Но он счастлив, что у пего родился ребенок, и знает, что это его сын! – сдерживая ярость, произнесла она.
– Он хотел бы забрать мальчика. – Гуаканагари неуверенно посмотрел на нее. Такое было для них непривычно, пока ребенка не отнимали от груди.
– Я подумаю об этом, но пока ребенок мой. Я назову его Наваро.
Гуаканагари согласился с этим:
– Наваро был могучим вождем-воином, который много поколений назад побеждал наших врагов. Мальчик должен стать великим воином, чтобы заслужить свое имя. Сейчас мы не сражаемся, зато мы научились жить в мире. Может иль…
– Мир! – Алия заметила, что ее выкрик вызвал удивление у брата, и не дала остальным словам сорваться с губ. «Мир – для слабаков, таких, как ты!» – подумала она. – У меня есть право дать имя ребенку, не так ли, Гуаканагари?
Он кивнул:
– Я скажу Аарону имя. Ты хочешь сейчас поговорить с ним?
– Я очень устала сейчас. Скажи ему, чтобы пришел утром.
После того как брат ушел, Алия начала строить планы. Гнев ее поостыл, она прикидывала в уме варианты. Значит, ему не нравится белая жена, на которой его заставили жениться. И он хочет своего прекрасного сына.
Она хлопнула в ладоши, вызывая рабыню:
– Принеси мне ребенка. У меня подошло молоко, я покормлю его.
Она нянчилась с Наваро, а потом тихо пропела клятву в его крошечное ушко:
– Ты будешь великим воином. И средством, с помощью которого я избавлю Аарона от его бледнолицей жены и завладею им для себя!
– Это безумие! Мы даже не говорим на их языке, не знаем их обычаев. Какой-нибудь чужой часовой, возможно, убьет меня своим отравленным копьем, а вас возьмет себе в рабыни. Вам надо было оставаться в Изабелле, – жаловался Бартоломе, продираясь сквозь низко свисавшие лианы.
Они шли по узкой извилистой тропинке в горы, которые возвышались в стороне от берега. Тропинка была скользкой от внезапно обрушившегося на остров дождя. Высоко над ними качались верхушки тропических деревьев. Рослые пальмы перемежевывались низкими зарослями красного дерева, тутовника и черного дерева. Ярко окрашенные попугаи визгливо кричали, когда маленькая группа наездников нарушала их покой, а птичка, которая везде в мире пела, как испанский соловей, сладко разливалась трелями вдали.