Рай. Том 1
Шрифт:
Для простых людей Мэтт был воплощением американской мечты, живым примером того, как бедный парнишка может выбиться в миллионеры, имея такие качества, как ум и трудолюбие. Но для Мередит он был просто незнакомцем, чужаком, с которым она когда-то была слишком близко знакома. И поскольку она так и не взяла его фамилию и, кроме отца и Лайзы, никто в городе не знал о ее замужестве, широко разрекламированные связи Мэтта с другими женщинами почти не доставляли ей ни боли, ни смущения.
Глава 12
Ноябрь 1989 года
Ветер срывал с волн белые шапки пены и накатывал огромные водяные валы на песчаный пляж, раскинувшийся
Туман клубился, окутывая все толстым, колеблющимся покрывалом, уносимым все дальше теми же буйными порывами ветра, которые безжалостно путали и лохматили волосы Барбары и бросали горсти песка в объектив камеры. Уолтере остановилась в заранее определенном месте, повернулась спиной к океану и начала задавать вопросы Фаррелу. Камера послушно повернулась, но теперь фиксировала лишь людей, отгороженных от внешнего мира тоскливой декорацией серого тумана. Ветер все хлестал Барбару по лицу длинными прядями волос.
— Стоп! — раздраженно крикнула Уолтере, откидывая волосы с глаз, пытаясь оторвать прилипшие к губам волоски, и, повернувшись к гримерше, приказала:
— Трейси, не можете ли вы привести в порядок мою прическу хотя бы на полчаса?
— Попробовать клей Элмера? — предложила Трейси, неуклюже пытаясь пошутить, и показала на фургон, припаркованный под кипарисами, на западном газоне поместья Фаррела. Извинившись, Барбара и гримерша направились к фургону.
— Ненавижу туман! — провозгласил оператор, зло обозревая густые буроватые клубы, совершенно скрывшие береговую линию, заслонившие панорамный вид на Хаф Мун Бэй, который прекрасно подошел бы для кинематографического фона этого интервью. — Ненавижу туман, — повторил он, поднимая к небу разъяренную физиономию. — И ветер тоже, черт бы все это побрал!
Он адресовал свои жалобы прямиком Всевышнему, и словно в ответ горсть песка закрутилась у ног оператора миниатюрным смерчем, ударила в грудь и в лицо.
Ассистент оператора хмыкнул:
— Очевидно, Господь тоже не питает к тебе особой симпатии, — заметил он, наблюдая, как разгневанный шеф стряхивает песчинки с бровей, и протянул чашку дымящегося кофе:
— Как насчет глоточка?
— И это ненавижу, — пробормотал оператор, но чашку все-таки взял.
Ассистент кивком указал на высокого мужчину, стоявшего в нескольких ярдах от них и глядевшего на океан:
— Почему бы не попросить Фаррела унять ветер и развеять туман? Судя по тому, что я слышал, Господь, возможно, принимает приказания Фаррела.
— Если хотите знать, — усмехнулась Элис Чемпион, подходя к операторам с чашкой в руках, — Мэтью Фаррел и есть Господь Бог.
Мужчины смерили сценаристку ироническими взглядами, но ничего не ответили, и Элис поняла, что это молчание говорило пусть о неохотном, но все же невольном почтении к этому человеку.
Девушка внимательно изучала Фаррела поверх края чашки, но тот по-прежнему смотрел куда-то вдаль — одинокий, недоступный правитель финансовой империи, называемой «Интеркорп», империи, созданной его дерзостью и трудом. Высокий, неотразимый монарх, выросший среди сталелитейных заводов Индианы, Мэтью Фаррел умудрился избавиться от черт характера, выдававших низкое происхождение.
И теперь, пока он, стоя на карнизе, ожидал продолжения интервью, Элис подумала о том, что он просто излучает удачливость, успех и энергию. И силу. От Мэтью Фаррела исходила дерзкая, хищная сила. Да, загорелый, стройный, элегантно одетый человек… Но даже безупречный костюм, сшитый у лучшего портного, и вежливая улыбка не могли скрыть жестокости и полного отсутствия жалости в этом человеке — качеств, заставлявших окружающих пытаться всеми силами угодить ему и ни в коем случае не ожесточить. Такой враг опасен. Словно все его существо молчаливо предупреждало: подумай тысячу раз, прежде чем пытаться перейти дорогу Мэтью Фаррелу.
— Мистер Фаррел! — окликнула Барбара Уолтере, выходя из фургона и придерживая обеими руками норовившие разлететься волосы. — Невозможная погода! Придется разговаривать в доме. Установка оборудования займет несколько минут. Нельзя ли нам устроиться в гостиной?
— Конечно, — кивнул Мэтт, скрывая раздражение заученной улыбкой. Он не любил репортеров, и согласился встретиться с Барбарой Уолтере лишь потому, что любая очередная заметка о его личной жизни и романтических связях служила прекрасной рекламой «Интеркорпа», а когда речь шла о его империи, Мэтт был готов на любые жертвы. Девять лет назад, после окончания венесуэльского контракта, Мэтт использовал премию и деньги, вложенные Соммерсом, на покупку небольшой компании, производившей запчасти к автомобилям и в то время находившейся на грани банкротства, а год спустя продал ее в два раза дороже первоначальной стоимости. На свою долю прибыли и деньги, взятые в кредит в банке и у отдельных вкладчиков, он основал «Интеркорп», и в следующие несколько лет продолжал скупать почти разорившиеся компании, оказавшиеся в беде не из-за плохого руководства, а из-за недостатка оборотного капитала, а потом, быстро выправив положение, ждал очередного покупателя.
Позже он изменил политику и вместо продажи приобретал все новые предприятия. В результате всего за десять лет «Интеркорп» превратилась в могучую финансовую империю, совсем такую, как представлял себе Мэтт, пока трудился дни и ночи на сталелитейном заводе и потел на буровой. И сегодня «Интеркорп» стала огромным конгломератом с главной конторой в Лос-Анджелесе, контролирующим такие отрасли, как научно-исследовательские фармацевтические лаборатории и текстильные фабрики.
До сих пор Мэтт приобретал только выставленные на продажу компании. Но год назад он начал вести переговоры о покупке фирмы по производству электронного оборудования с мультимиллионным капиталом, расположенной в Чикаго. Собственно говоря, руководители компании сами предложили Мэтту купить ее.
Идея понравилась Фаррелу, но после многих часов обсуждений и совещаний совет директоров «Хаскелл электронике» неожиданно отказался принять выработанные и согласованные условия. Рассерженный напрасной тратой денег и времени, Мэтт решил захватить компанию с согласия руководства или без оного. Началось широко разрекламированное сражение, закончившееся победой Мэтта. Директора остались лежать на поле битвы, а Мэтт получил очередное прибыльное предприятие. Однако заодно с победой Мэтт приобрел репутацию безжалостного хищника, готового идти по трупам, чтобы добиться цели. Однако это ничуть на него не подействовало, во всяком случае, не больше, чем слава международного плейбоя, которую также приписывала ему пресса. Антиреклама и невозможность иметь личную жизнь, скрытую от назойливых глаз, стали ценой успеха, и Мэтт принял это с тем же философским безразличием, какое чувствовал к назойливому лицемерию общества и предательству конкурентов по бизнесу. Появились неизменные спутники блестящего успеха — прихлебатели и враги, и общение с ними сделало его чрезвычайно циничным и настороженным, приходилось платить и эту цену.