Раяд
Шрифт:
Про себя, однако, подумал с какой-то равнодушной тоской: «Хлыстов, наверняка, уже стукнул. Сейчас я спрошу, правда это или нет, а мне ответят удивленным "Какой Хлыстов?" Все играют, играют».
Озвучивать эти мысли Костя не стал.
– Изучаешь нашу структуру? – ухмыльнулся Геныч.
Костя решил улыбнуться в ответ – откровенность есть откровенность, не темнить же там, где все ясно.
– А она у вас есть? – спросил он, доставая сигарету из пачки, но при этом не выпуская собеседника из виду.
Геныч усмехнулся.
– Не знаю. Это вы так считаете.
– Мы – это кто?
Геныч пожал плечами:
– Да мало ли. МВД, ФСБ, военные какие-нибудь. Кто вас разберет. Да ты не боись, мне лично все равно, а другим я могу и не говорить. Вот такой я добрый.
– Значит,
Геныч снова пожал плечами.
– А какая должны быть структура? Типа каких-то скинхедовских сборищ – маленькие фюреры и маленькие нацисты, ну и всякие идеологи? Нет, – решительно помотал он головой. – Хотя, врать не буду, ко мне всякая информация стекается, но я здесь не главный и ничем не заправляю. А так. Здесь просто люди живут – вот и вся структура. Как ты и я. Точнее, проще нас. Или тупее.
– И что же эти люди делают?
– Да мало ли! Дышат воздухом, рожают детей.
– И колошматят приезжих.
– Ну а как иначе? Хотя чушь это – никто никого не колошматит. Этим отдельные отморозки занимаются, типа Гремлина. Я вообще-то против. Нет, врать не буду, мы, ну в смысле те, кто образованнее и умнее, пытаемся это быдло направлять. И в узде, как видишь, держим – с оружием никто не бродит. Да и убийств не было. А мордобития... ну...
– И Оганесяна не убивали.
– А-а... понятно.
– Что тебе понятно?
– Цель визита, ха-ха. Господи, ну конечно, всякое бывает. Но это уже отморозки.
– Которых прикрывают такие, как ты, и такие, как твой так называемый народ.
– Ну, вот опять. Можно подумать, Оганесян – невинная овечка. Ему намекнули раз, намекнули два. Да ты же был у Хлыстова – он тебя наверняка просветил насчет методов вашего Оганесяна.
– Нашего?
– Ну вашего, нашего, – поморщился Геныч. – Что ты к словам-то цепляешься? Уж скорее вашего, чем нашего.
Костя выдержал паузу – легкая тень на плетень не помешает.
– Значит, люди вот так взяли и решили – нехай все черномазые убираются?
– Почти, – серьезно ответил Геныч, затягиваясь сигаретой так глубоко, что щеки его, и без того впалые, буквально провалились в рот. – А тебя что, интересует, с чего это началось?
– Допустим.
– А чего тут допускать? Государство этой проблемой не занимается. Все коррумпировано. Хачи лезут изо всех щелей. А потом… потом наступает критическая точка. Раз – и понеслось.
– Да нет, – усмехнулся Костя. – «Раз – и понеслось» не бывает. По крайней мере, так слаженно. Впрочем, ладно… это пока меня не интересует – что называется, сам выясню. А вот про акцию можно и поподробнее.
– Акцию? – удивился Геныч, – Ах, акцию. Бублик уже сболтнул? Ну-ну.
Он усмехнулся.
– Ну, что же, приходи и сам все увидишь. К концу недели. Тут недалеко, в конце моего переулка – там, где шоссе. Насчет времени и даты можешь у Бублика спросить. Раз вы с ним такие кореша.
– Ну, спасибо за приглашение. Приду. А ты мне лучше вот что скажи: ты правда считаешь, что вот эти все так называемые простые люди поступают… ну, скажем, правильно?
– Вполне, – фыркнул Геныч. – Они чистят свой район, флаг им в руки. Создают атмосферу нетерпимости.
– Да, но бьют всех. И не по паспорту.
– Слушай, татары мне милее, чем кавказцы. Но ведь по большому счету, будь ты еврей, татарин или кореец, ты должен чувствовать себя слегка не в своей тарелке – немного в гостях. Это нормально. Это правильно. Своим примерным поведением ты подаешь пример другим соплеменникам и другим нациям. Я вот за границей не буду себя как свинья вести. Зачем? По мне же судят обо всех русских. Это большая ответственность. А что касается всеобщего мордобития, то… я бы, конечно, мог сказать: «Лес рубят – щепки летят», но это было бы сильным упрощением. Да, я бы хотел, чтобы били отдельных уродов и не трогали интеллигентных людей. Но это ж русский народ. Прет как слон. Что тут поделать? Он не может, да и не умеет заниматься ручной выделкой, для этого нужно создавать специальные законы и заставлять его им подчиняться. А так… так гонят всех подряд, конечно. Да, туповаты. Да, стихия, мать ее. Но опять же – если глянуть на наш район, то разве здесь не лучше? Руку на сердце, а?
– Руку на сердце? – засмеялся Костя. – Ты вроде, Геныч, не дурак, а чушь несешь какую-то. Разве ты не видишь, что вся эта ваша чистота, все эти ваши магазины, вся эта ваша напускная вежливость и типа идеальный порядок – все это ненастоящее?
– В смысле?
– Это пока они объединены общим врагом. А на самом-то деле, дай им волю, они друг дружку порежут. Думают-то они совсем не так.
– Да какая нахрен разница, что они на самом деле думают или чувствуют? Кого это вообще ебет? Тебя? Меня? Вон, америкосы все время улыбаются, и что? Кого-то сильно волнует, что под улыбкой у них неоплаченные счета, долги, ненависть к неграм или еще какая-нибудь хуйня? А настоящая это улыбка или нет – мне лично по барабану.
– Да ведь не в улыбке же дело! Просто… улыбка у американцев – это их. А то, что я здесь вижу – это не наше!
– Да что тут ненашего-то? Русские типа вечные интернационалисты? Да и кого трясет? Петру Первому тоже говорили – не надо окно рубить в Европу, не надо бороды стричь, не надо с пьянством бороться – это не наше! Прорубил окно, бороды состриг и с пьянством, как мог, поборолся. И Россия зацвела.
– Да не в этом же дело! Они же это делают напоказ, себе хотят что-то доказать.
– Господи! – засмеялся Геныч. – Да разве плохо, когда человек ведет себя достойно, пытаясь себе что-то доказать? Да ради бога. Если где-то тонет мальчик, а прохожий решит его спасти, допустим, без риска для себя и мечтая о вознаграждении или славе, то флаг ему в руки. Какая мне нахуй разница, что там была за причина? Главное – поступок.
– Но они же врут сами себе!
– Ох, ё! Да ты, я смотрю, сама добродетель. Врут. Врут. Все всегда врут. В России врать – как дышать! Все остальное – интеллигентские штучки. Насчет справедливости, честности, неподкупности, прямоты, «жить не по лжи» и так далее. К народу это не имеет никакого отношения. Нет, есть, конечно, глобальная ложь, с которой бывает трудно смириться, да и то только тогда, когда она помножена на жестокость, грубость и прочее, а врать, привирать, подвирать – это совсем другое дело. Заметь, только в русском языке есть ложь и вранье. Два близких слова, но с тонкой разницей. В слове «ложь» – пафос, обвинительная интонация, лицемерие, в слове «вранье» – снисходительность, юмор, фантазирование, если хочешь. Глупы были те, кто призывал народ к какой-то там честности. На хера она кому сдалась, эта честность? Русский народ на том и стоит, что уверен: кристально честных людей нет. И ведь прав. И не доверял он никогда всякой интеллигенции именно потому, что сама интеллигенция толком не знала, что такое честность. Или не хотела знать. Спала с чужими мужьями-женами, толкуя о высокой любви, болтала о братстве, спасая, блин, собственную шкуру, не верила в Бога, хотя истово к нему взывала, клялась в любви к мужику, называя его при этом в лучшем случае «любезный», а то и просто «человек», но при этом умудрялась, заметь, не краснея, взывать к борьбе против лжи. Ха! А ты попробуй быть честным, когда ты – маленький человечек, болтающийся в паутине бесконечных связей с другими живыми существами. Одного спасешь, другого в петлю затянешь. Скажешь правду – сделаешь больно. Простой человек это понимает, а интеллигент понимает, делает, потом себя корит, а потом еще и других учит. И выходит, что его вранье гораздо хуже вранья народного, так сказать, ибо интеллигент знает, что нечестен, подчас даже сам с собою. А это значит что? Правильно. Двуличие. А народ… народ ходит в церковь, а потом ближнего своего раздевает до последней рубашки, клянется в любви к Родине – и тут же готов ее пропить, верит сначала в царя, затем в коммунизм, затем в президента – и, заметь, всё искренне. А начнешь его корить, так он либо удивится (тоже искренне, кстати), либо пошлет тебя куда подальше, а то, пожалуй, и в морду даст. Потому что с какой стати ты ему проповеди читаешь, если сам такой? И получается, что всем этим возмущениям и проповедям просветительским грош цена. Хочешь блага для народа? Делай. Только, бля, не юродствуй и не поучай. А то быстро врагом станешь. Не надо дьявола поучать – он этого очень не любит. Его надо приручать.