Районные хроники
Шрифт:
Самое страшное, что природа, как правило, не ограничивается одним видом катаклизма и у неё в запасе множество "придумок". Например, град, пробивающий шифер крыш… Вместе с грозой, способной испугать не только суеверных бабушек. И так несколько раз подряд с интервалом в неделю. Народ уже начинал привыкать к такой "весёлой" жизни, что, согласитесь, не очень просто. А в открытом поле ещё и смертельно опасно.
За пасторальной картиной мирного сельского труда я наблюдал с крутого оврага. Сидел на берегу, а перед тобой раскинулось море травы, пересечённое змеями оврагов. Точки мужиков косили траву, точки баб ворошили и собирали ранее скошенную траву, точки подростков метали стога… Всё, как всегда
Лучше, чем старики, оказавшиеся рядом со мной на обрыве и тоже наблюдавшие за событиями на поле, и не скажешь, о том, что все мы увидели. "Сначала пошла пехота, а за ней – кавалерия". Бабы снялись со своих мест раньше и широкой цепью с вилами в руках побежали в сторону деревни, то есть прямо на нас. Минут через двадцать за ними на конях, лавой, припустили мужики, блестя своими косами в солнечных лучах. Очень правдоподобно выглядело… Словно, они шашками размахивали в лихой казачьей атаке. А за ними во всю небесную ширь выползала небывалая иссиня – чёрная туча с завитушками зигзагов белых молний, которые прочерчивали её необозримое тело в произвольных направлениях. Пока она была далеко… Дальние раскаты грома давали надежду беглецам, что они достигнут своих убежищ до прихода ливня. То, что ливень будет – сомневаться не приходилось.
Очень выразительно всё это выглядело! И я на своём берегу почувствовал себя белогвардейцем каким-то в окопе. Однако каким бы завораживающим не был "фильм", но и "зрителям" самим нужно было позаботиться о собственной безопасности. Шутки закончились… На горизонте явно прорисовывалась самая настоящая проблема. Такая туча может долго идти, но придёт всегда неожиданно. Оглянуться не успеешь, как окажешься в самом настоящем водном потоке! До дома путь неблизкий и не по всем тропинкам после дождя можно будет спокойно проехать… А намечается не совсем обычный дождик… Молнии тоже нельзя игнорировать…
И ливень пришёл… Пришёл на три долгих дня и уходил с явной неохотой. Град был знатный, много бед принёс… Не все крыши остались целыми, урожай будущий пропал почти весь. Чудо, что обошлось без жертв… Прохлада, правда, вернулась на землю…
За хлебом
В деревне отношение к хлебу всегда было особое. И к вполне понятному рационализму в этом гастрономическом вопросе всегда густо примешивался скрытый сверхъестественный подтекст. Ещё с языческих времён… Хлеб всегда у нас наделяли свойствами, нехарактерными для простого пищевого продукта. Всегда выводили его за эти рамки. И каждый новый век только подбрасывал причины считать хлеб мерилом всего, что только мог измерить человек в своей жизни. Наличие хлеба всегда повышало статус, общественную значимость, его обладателя.
В России хлеб – величина постоянная и его значение непреходяще. Почти, как водка, но только хлеб более одухотворён и универсален. Постоянные перебои со снабжением при коммунистах или неурожаем при царях наложили свой отпечаток. Хлеб в русской деревне всегда был показателем достатка и благополучия. И недаром, он всегда был синонимом и олицетворением не только еды вообще, но и самой жизни. Со стародавних времён по нему судили, каков хозяин, что он за человек. Но это было так давно, что и вспоминать уже нечего… Отдельные проблески мерцают и постепенно затухают. Современная молодёжь и не понимает уже, что такое понятие "хлеб". Для них он всего лишь товар из магазина…
Свой домашний хлеб у нас в деревне перестали печь ещё до Брежнева, поэтому в моё время большинство хозяек забыло, как это делается и сосредоточились на покупном. Зерна своего нет, настоящего хозяйства тоже нет по причине классовой зачистки крестьянства. Ничего нет, кроме старых привычек при отсутствии прямой нужды… А самодельный хлеб вкусный, душистый, совсем другой. Мне понравился… Всегда старался присутствовать, когда бабушка его пекла в печи… Толкла в ступе зерно деревянным пестом с меня ростом и примерно моего веса, просеивала его столетним решетом, которое я тогда обхватить не мог и далее по рецепту. Одна беда – начнёшь уписывать за обе щёки, а остановиться не можешь! Так и набиваешь себя, словно в мешок картошку сыпешь. Пока по рукам половником не дадут – не остановишься.
Вспоминаю я эту ступу… Удивительное приспособление, которое сохранилось в нашем доме ещё с революции. Пережила несколько переездов и выжила! Её берегли, как зеницу ока! Столько раз, по рассказам, выручала она в трудную годину. И гражданскую войну прошла, и НЭП, и коллективизацию… А, как она пригодилась во время войны! Брежнева пережила и куда-то пропала… Как не стало той, кто мог с этой ступой управиться, так и пропала… Вроде, стояла себе в углу, как и все последние годы, а хватились – и нет её! Поискали для порядка – бесполезно… Знатная была колдобина. Монумент! Подойдёшь к ней, бывало, положишь ручонку на массивный почерневший корпус и сразу представляешь себе, что это штука когда-то была настоящей кормилицей крестьянской семьи. Не просто фольклорным элементом из преданий…
Хотя и используется она по назначению сегодня (во времена моего детства) по праздникам в порядке ностальгии, но вещь вполне функциональная, почти, как машина времени. Могучий дубовый пень с выдолбленной сердцевиной, отполированный до блеска от постоянного использования. Понимаю Бабу Ягу – на таком приспособлении, если взлетишь, то никакая зенитная ракета не собьёт! Несколько раз, пока бабушка не видит, пытался я в неё забраться, чуть-чуть не хватало, чтобы уместиться. Пыжился, корячился, но не влез… И совсем не ради баловства! Реально хотел проверить справедливость сказок… Может, Яга была поменьше меня ростом? Или я разжирел на этой деревенской сдобе со сметаной?
Что и говорить, к хлебу в деревне относились совсем по-другому, чем в городе… Знали настоящую цену этому неприметному серому брикетику… Столько всего надо предпринять, чтобы откусить ароматную горбушку! Пиетет перед этим продуктом немного поубавился, но совсем не пропал. Если раньше, перед тем, как каравай появлялся на столе, он проходил через хозяйские руки от брошенного в землю зёрнышка и до отрезанной краюхи, то теперь нужно было только сгонять в сельпо и купить. Цикл видоизменился до неузнаваемости, но генетическая память к хлебу, как святыне сохранилась… С небольшими уточнениями и поправками на время.
Обратил внимание на интересную особенность советского крестьянина, которая непонятно, каким образом смогла не просто ужиться в отдельном человеке, а очень даже неплохо себя чувствовала и цвела пышным цветом. Казалось бы, человек всю жизнь живёт на земле, с рождения крутится в этом мире, но органично умеет совмещать генетическое преклонение перед хлебом на своём столе и наплевательское отношение к нему на колхозном поле или элеваторе. Удивительное равнодушие к судьбе колхозного урожая на всём его длинном пути!