Райская машина
Шрифт:
– Почему? – глупо спросил я.
– Оказалось, что я брал в банке какой-то кредит… Как будто я могу доверять их банкам! Доказали в два счёта, что подпись моя…
– Сволочи, – сказал я. – А дети, внуки?
– Они уже разлетелись, – вздохнул он. – Зовут к себе. Но с нынешними ценами… Зачем вводить детей в расходы? Как-нибудь доживу по месту последней ссылки… Не в Химэй же сдаваться!
– Зря не соглашаетесь, – сказал я. – Здесь тоже не жизнь.
– А в Израиле сейчас вообще негде повернуться, – сказал Якир Наумович. – Все, кто
– Я что-то слышал, – осторожно сказал я. – Квота, палестинцы…
– Вот пусть они и едут на историческую родину человечества, – сказал Эльяшев. – Вместо нас. Во искупление всех аннексий и агрессий. Нет, спасибо, евреев один раз уже переселяли на Мадагаскар, а кончилось сами знаете чем.
– Ну, я тоже не очень-то склонен никому верить… – осторожно сказал я.
– Рома-нигилист, – хмыкнул он. – Между прочим, в этом их дурацком законе тоже, как всегда, виноваты евреи. Ну и сердобольные немцы, конечно – запретили в своё время сомневаться в Холокосте. А теперь точно так же запрещено сомневаться в существовании Химэя, коль скоро прецедент создан… Как будто человеку можно запретить сомневаться!
– Очень даже можно, – сказал я. – В России это всегда прекрасно получалось… Да, а что они сделали с краевой фундаментальной?
– Вы словно из холодильника, – сказал он. – Оптимизация закона об авторских и издательских правах! Кто же станет покупать книгу, если её можно взять на абонементе? Налицо упущенная выгода. Теперь они хотят взяться и за частный книгообмен: книга с чужим экслибрисом – срок…
– А пресса?
– Газета живёт один день, после чего прогрессивная нанобумага разлагается на полезные вещества… Да что я вам объясняю?
– Объясняйте, объясняйте подробнее… – настаивал я. Наконец-то у меня появился собеседник! Лучшего и желать нельзя!
– Что, отцы, блинчики кушаем, молодым аппетит портим?
Юнец в войлочной будённовке для парилки стоял возле нашего столика, распостраняя кислый пивной дух.
– А ты воздух портишь, – сказал я. – Пошёл вон.
– Рома, не надо, – сказал Якир Наумович.
Я поднялся, вытащил янтарный чвель и ткнул парню в морду.
– Старо… ой, счастлив день! Счастлив день!
Продолжая повторять «счастлив день», красный дьяволёнок поспешно вернулся к своей компании.
Я повернулся и сел в жажде продолжить беседу. Наконец-то попался нормальный человек!
– Ну, не вся молодежь такая, – утешил меня старик. – Вы слышали про движение «Да, нет!»? Там стоящие ребятки…
– Не слышал, – сказал я, но тут лицо его изменилось.
– Мерзавец, – прошептал Эльяшев. – Кто бы мог подумать – светлый русский мальчик, мечтатель, Грина читал… Небось и стишки ещё сочинял! Продал нас за поганую висюльку!
Опять начинается, подумал я в отчаянии. То я вам посланец небесный, то змея подколодная…
– Это трофей, – сказал я. – Отобрал у сикхов… Ну, не я отобрал, а медведица Марфа…
И заткнулся – настолько нелепо это звучало.
– Так и поросёнок скажет, что он не поросёнок, а только поросячьими духами мажется, – подытожил Якир Наумович и встал. – Жаль, не могу на стол выблевать твои блинчики вонючие…
Попрощавшись таким образом, он сошёл с террасы и двинулся по проспекту – сгорбленный и одинокий.
Я некоторое время сидел в ошеломлении, но подхватился и бросился за ним, чтобы всё-всё объяснить…
Ещё немного, и я догнал бы его, оставалось только перейти на другую сторону, но тут по проспекту понеслась колонна великанов и отрезала меня от желанного собеседника…
Они двигались, соблюдая строй, ритмичными долгими прыжками – люди на джолли-джамперах. Молодые и не очень. Мужчины и женщины. Все в одинаковых красно-жёлтых свитерах. Время от времени все разом совершали сальто в воздухе. И даже обратные сальто. Отработан парад был безупречно. На скаку они ещё умудрялись скандировать:
– На Химэй стартуют все! На Химэй стартуют все! А-ла-ла! А-ла-ла! Здравствуй, новая страна!
– Целый год готовились! – восхищённо сказал кто-то рядом со мной. – Падали, руки-ноги ломали… Зато по прибытии не осрамятся – навык-то при них! Уже умеют там жить!
– Это спортсмены, что ли? – спросил я восхищённого. То был очкастый крепыш средних лет в серебристом плаще и в парике времён Анны Иоанновны.
– Зачем спортсмены? Чиновники муниципальные, а мэр – впереди… Они и ветеранов войны на День Победы изображают, и в бразильских карнавалах участвуют, и в гей-парадах – настоящие-то стесняются, а мероприятие будь любезен обеспечить… А как же! Мы от Москвы не отстаём! О! Счастлив день, когда встречаем Достигшего! Ну, как вы думаете – не опозорят они Крайск на Родине Человечества?
– Нет, – нетерпеливо сказал я. – Эти не опозорят.
– Вот и я говорю! – обрадовался парик. И добавил: – А культурный шок – это действительно тяжело?
– Усраться можно, – злобно сказал я и спрятал проклятый чвель.
Проскакал наконец последний ряд, но догнать Якира Наумовича я уже не надеялся, оправдаться – тем более… И толпа стала гуще, и загудела эта толпа радостно, словно Гагарина запустили.
И одно слово звучало повсюду:
– Возобновили!
– Вы слышали – возобновили!
– Что – правда возобновили?
– Быть не может, чтобы возобновили…
– Я тебе отвечаю – возобновили!
– Да куда они денутся – возобновили!
– Мама, мама! Возобновили!
– Возобновили всё-таки…
– Я же говорил, что возобновят, – и возобновили!
– Ура-а-а! Оле-оле-оле-оле! Возобновили!
То же самое слово звучало и на чужих языках…
Я ухватил за рукав какого-то фитиля с признаками разума на лице:
– Что случилось-то, друг?
– Как что случилось? – воскликнул фитиль. – Да ведь возобновили! Радость-то какая!