Райский сад дьявола
Шрифт:
Веселый путешественник, беззаботный турист — вас нигде не ждут! Вы, дорогой друг, на хрен никому не нужны!
В Лос-Анджелес — решил он. А оттуда — в Лас-Вегас! Сначала понежимся на пляже, потом поживем на развеселом курорте. Какие-нибудь девки появятся — не может ведь быть, чтобы женская половина человечества состояла только из проституток. Черт его знает, может быть, есть бабы, которые трахаются не только за деньги?
Конечно, эти суки-эвакуаторы организовали ему билетик — люкс-класс!
Загадка, как они только смогли найти маршрут с пятью пересадками, и последний кусок — через Майами в Лос-Анджелес на «Эр Мексика». Это из Юго-Восточной Азии!
Хэнк бродил по огромному и бестолковому майамскому аэропорту, дожидаясь пересадки. На Флориду грозно накатывал ураган «Лиззи», самолетам не давали вылет. Сизая мгла давила их к земле. В терминале обитали тысячные толпы одичавших людей. Хэнк пошел выпить в баре, набитом народом, как сигарная коробка. Он уселся на полу рядом с баром, за веревочной изгородью, попросил бартендера позвать его, как только освободится место. Хэнк закурил свой «Лаки страйк», достал из мешка томик Нормана Мейлера, который он подобрал в предыдущем самолете… Полицейский похлопал его по плечу:
— Эй, мен! Погаси сигарету…
— Почему? — удивился Хэнк.
— Вся страна воюет теперь с курением, — довольно засмеялся коп. — Ты что, парень, не знаешь — в аэропорту на всей территории запрещено курить…
— А где мне курить? — спросил Хэнк.
— Где хочешь! — жирно заликовал коп, он упивался законным правом досаждать людям. — Выйдешь из аэропорта — кури где хочешь!.. — Он показал на коридор, исчезающий за горизонтом.
Хэнк встал, огляделся — в одном шаге от него, за веревкой, в баре люди преспокойно курили.
— А почему они курят? — спросил Хэнк и с отвращением услышал острый звон внутри.
— Они сидят в баре! — спокойно объяснил коп. — У бара все договорено с аэропортом… Заплатил за выпивку — кури спокойно…
— А если я попрошу передать мне из бара сюда, за веревку, стаканчик? — нарывался Хэнк.
— Нельзя! — отрезал коп. — Выпивать здесь нельзя — это публичное место…
— Значит, и курить теперь можно только за деньги? — подпирала горло злоба.
— Так полагается! Погаси сигарету или проваливай в бар…
— В баре нет мест… Я жду очереди, — сипло сказал Хэнк.
— Ты мне надоел, парень! Дождись свободного места и тогда пей, трахайся, кури чего хочешь. А сейчас брось сигарету, иначе я тебе шею сломаю…
— Пошел ты к чертовой матери! Ты разговариваешь с офицером, вонючий бык!
Полицейский засмеялся и отступил на шаг. Он был немного постарше Хэнка, лет тридцати. Но уже выпита за эти трудные полицейские годочки в курортном городе наливная цистерна пива «будвайзер», съедены стада свиных отбивных, контейнеры гамбургеров с сыром вылетели в сортир, жареная картошка высилась за его толстой жопой Аппалачскими горами! Этот капитал жратвы, вложенный копом в радость безбедной жизни, дал отличный процент — проросли по загривку, по бокам, по бочечно-круглой спине, на необъятной заднице горы здорового светлого сала. У копа была простецкая деревенская морда с курносым пятачком, усеянным симпатичными веснушками.
— На пол… — скомандовал он.
— Что-о? — заорал Хэнк…
И в тот же миг коп ударил его ногой в пах. Господи ты Боже мой, какая мука!
Хэнк обезумел от боли и страха, его охватил ужас, и это было непонятнее всего. Несколько лет подряд он взлетал на своей «вертушке», ясно понимая, что его через час могут разорвать зенитной ракетой, застрелить, сжечь в воздухе. Но не боялся.
А тут его охватил панический ужас бессилия перед страшной и безнаказанной силой — гораздо хуже, чем было в плену, когда его пытал вьетконговский контрразведчик Вонг.
Мир падал ему на голову, расшибая череп своими обломками. Ан нет — это коп ударил его, скрючившегося на корточках, кулаком по темени.
Вокруг уже собиралась толпа, она возбужденно и одобрительно гудела. Хэнк упал на пол, и его вырвало на мраморную плиту.
— Он совсем пьяный… — сказал кто-то из толпы сочувственно.
— Или «травки» накурился крепко… — добавил другой размыслительно.
А еще один заметил:
— Смотри — парень с представлениями… Весь грязный, как чушка, а в лайковых перчатках…
— Руки за спину! — крикнул коп, и Хэнк, не глядя, слышал бряканье «браслетов» в его руках.
Животный ужас, невероятное страдание охватили Хэнка — это было сумасшествие, но он точно знал, что коп, надевая наручники, оторвет ему сейчас протез вместе с воспаленной культей.
Ну-ну-ну! Он вспомнил побежденных в собачьих боях псов, которых развозили еще теплыми по харчевням.
«Не возродятся! Не хочу! Меня сейчас отвезут на живодерню и скормят кусками каннибалам. Не возрожусь после этого!»
Он медленно, со стоном перекатился на живот, левую руку с протезом в перчатке завел на спину, а правую сунул под ремень на животе, выхватил пистолет и, глядя с пола прямо в голубые добродушные глаза копа, выстрелил ему дважды в грудь — повыше нашивок за беспорочную службу, пониже металлической бирки с именем «Карл Келлер».
Тишина. Даже дребезжащие динамики информации по аэропорту смолкли. Только тонкий визгливый подхлест воздушных порывов за стеклянной стеной — видно, ураган «Лиззи» подошел вплотную, может быть, барышня Лиззи хотела тоже поглазеть на подстреленного копа.
Карл Келлер не упал — он оседал, как взорванная башня, стекал на пол медленно своими необъятными телесами. И глаз не закрывал, а смотрел удивленно на этого мятого оборванца, который так ловко его провел, и правая рука бессильно дергалась к кобуре — завод в игрушке кончился. Хэнк суматошно думал, что коп настолько был в своей силе и праве, что даже не расстегнул кобуру.
Потом он все-таки залег, и Хэнк обратил внимание, что на полицейском были не форменные нормальные ботинки, а ковбойские полусапожки со стальной обивкой по носку и каблуку. Садист, сука. Толстожопый пижон.