Райский уголок. По велению сердца
Шрифт:
Высокие окна были открыты. Тяжелые занавески трепетали от легкого бриза. Рейчел вышла на террасу, постояла, держа руки в карманах брюк и огладывая холмистый окрестный пейзаж. Неподалеку начиналась равнина Норфолка, простирающаяся с пологими подъемами и спусками вплоть до длинного пустынного побережья. Но здесь, в маленькой долине, где уютно примостился Брекон Холл, очертания были мягче и приятнее для глаза. Покрытые травой и деревьями склоны возвышенностей, которые лишь с натяжкой можно было назвать холмами, удивительно контрастировали с поросшими вереском пустошами и равнинными заливными лугами.
Брекон был в основном охотничьим поместьем, и лесистая местность была предоставлена в распоряжение птиц и прочей живности, однако и сельскому хозяйству в округе уделялось должное внимание. Фермы арендаторов
Вздернув плечо, она задумчиво потерлась щекой о мягкий шелковый ворот блузки. Ощущение прикосновения шелка к коже вызвало в ее памяти недавнее воспоминание — теплый ветер, дующий в лицо, танцующий по воде яркий свет. Это было вчера. Сегодня все по-другому. В окружавшем ее мире было все, что можно вообразить, и казалось, что всего можно добиться — стоит лишь захотеть. Это была жизнь, и в ней было достаточно времени для любви.
Подняв руку, она взъерошила гриву черных волос; лицо ее вдруг приняло насмешливое выражение. Человек, с которым у нее было свидание два дня назад, не понял логики ее рассуждений. То, что она, убегая в Брекон Холл, ускользает от его упрямых забот, вызывало у него досаду. Она действительно не понимала этого. Почему все они — все, за исключением одного, кто имел возможность справиться с ней, — жаждали привязать ее к себе? Почему они не могли принять тот факт, что прошлого не вернуть и если что-то заканчивается, нужно просто уйти? Рейчел никогда не скрывала, что исповедует этот простой жизненный принцип. И не ее вина, что большинство ее поклонников, получив неожиданную отставку, обижались и называли ее бесчувственной.
Однако куда все-таки запропастилась Филиппа со своей несчастной стрижкой?
Рейчел вышла из дома и пересекла лужайку, примыкающую к озеру. В вышине скользили по небу облака. Солнечный свет, заливавший все вокруг, то и дело сменялся тенью. Огромные деревья шумели, словно что-то тайно нашептывали ветру. Рейчел постояла у кромки воды, наблюдая за утиным семейством, копошившимся в траве. Она вспомнила, как несколько дней тому назад, когда она купалась здесь голой во время ночной грозы и капли дождя секли ее кожу, она заметила мужчину, который, стоя за деревьями, наблюдал за ней. Она внезапно содрогнулась от этого воспоминания — быстро подавленный легкий холод жуткого и чисто физического возбуждения, который, несмотря на знойный день, принес неприятное ощущение мурашек по коже. Конечно, она — и это было в порядке вещей, выпила в тот вечер немало шампанского, но не столько, чтобы точно не помнить, что она делала, и уже явно недостаточно для потери памяти. Она помнила все очень отчетливо. Странно, но каждый раз, думая об этом, она постоянно чувствовала резкую волнующую боль под ложечкой и по коже пробегали мурашки. Это ее раздражало. Просто смешно, тот мужчина — всего лишь слуга, совершенно неотесанный. У него варварская внешность, а манеры еще хуже. С того случая она не видела его неделю, хотя Филиппа все это время болтала о нем, как если бы провела с ним полжизни. Рейчел пришла к заключению, что он старательно ее избегает. Со свойственной ей бескомпромиссной честностью она решила также, что ей не в чем упрекать его. Ее поведение на танцах было ужасно. Избалованная девочка, которая пользовалась преимуществом своего социального положения для одурачивания взрослого человека. Удивительно было, что он не смог обуздать самого себя. Она вспоминала с легкой улыбкой, как приставала к нему, чтобы он потанцевал с ней, на пятьдесят процентов уверенная, что он откажется. Что бы там ни было, но первый шаг сделала она сама.
Она повернулась и пошла по влажной траве вдоль берега озера, неловко переставляя ноги в сандалиях не по размеру. На противоположном берегу озера маленький ручеек уносил свои воды в сторону от песчаного, усыпанного галькой берега в лес. Узкая, заросшая травой дорожка вилась вдоль журчащего потока. Рейчел, будучи истинной горожанкой, не могла определить, что за красные и розовые цветы росли на берегу. Птицы перелетали с ветки на ветку и сновали в высокой траве неподалеку от воды; их щебет звучал с захватывающей душу нежностью прямо над ее головой. Трепещущий солнечный свет падал золотыми волнами сквозь тяжелый лиственный полог леса. Она шла, ощущая чисто физическое удовольствие от тех красок, звуков и запахов, что ее окружали, о: решившись от всех мыслей; руки в карманах; нош в разношенных сандалиях промокли, словно она шлепала по воде. Лес стал реже, впереди показалась освещенная солнцем вырубка, испещренная зелеными пятнами и тенями, Рейчел замерла на несколько минут, затаив дыхание и прислушиваясь. Поначалу не было слышно ничего, кроме шелеста листвы, но затем ветер донес звук девичьего голоса и едва слышные взрывы смеха. Несомненно, это пропавшая Филиппа.
Рейчел быстро двинулась по тропинке по направлению к вырубке. По поляне были рассыпаны небольшие деревянные загончики для цыплят, окруженные изгородью постриженного кустарника и подлеска. Высокий загорелый мужчина ходил от клетки к клетке, одежда его по цвету почти сливалась с окружающей зеленью, так что в движении светящихся пятен света и тени его трудно было различить. В руках его были какие-то мешки. Она увидела, как он вынул из одного мешка корм и стал давать пронзительно кричащим цыплятам. Когда он выпрямился, в руках у него была пойманная птичка. Ом ловко засунул ее в мешок и завязал его.
— Сколько ты собираешься взять? — Филиппа сидела неподалеку от него на траве скрестив нош и лениво срывала одну за одной травинки вокруг себя, пуская обрывки по ветру.
— Каждую вторую.
— А почему не всех сразу?
— Остальные нужны, чтобы собирать цыплят. Молодым нужна защита, пока не начнут жить самостоятельно.
— И когда это будет?
— Скоро.
— А потом что?
Мужчина выпрямился, его мрачноватое лицо озарилось улыбкой, и с беззлобным раздражением, словно говоря с надоедливым ребенком, он спросил:
— Моя ракли, ты родилась, чтобы ко всем приставать со своими вопросами?
Филиппа рассмеялась, затем с легким оттенком уныния в голосе ответила:
— Моя мама говорит в точности то же самое. Разве я кому-то делаю плохо? Так надоели эти придирки!
Высоченная фигура Гидеона некоторое время оставалась неподвижной, словно он о чем-то задумался; мешки покачивались в его руках. Затем осторожно, чтобы не потревожить их живое содержимое, он положил мешки на землю, подошел к своей подружке и ласково потрепал ее по голове; Рейчел, затаив дыхание, с изумлением наблюдала за этой сценой, испытывая какое-то странное ощущение, очень похожее на зависть.
— Глупенькая шави, конечно же, в твоих расспросах нет ничего плохого. Когда фазанята начнут жить самостоятельно, их все равно нужно подкармливать — подсыпать зерно на охотничьих тропах. Кроме того, необходимо бороться с этими мерзкими лисами. И с браконьерами тоже…
— Для этого ты ставишь сигнальные огоньки на охотничьих тропах? Тетя Фи рассказывала мне, что по вечерам они так красиво сверкают между деревьями…
Рейчел наблюдала за этой идиллической сценой все еще оставаясь незамеченной. Вдруг краем глаза она заметила поодаль какое-то быстрое движение. Раздался собачий лай, и она вздрогнула от неожиданности. Лай перешел в предупреждающее рычание — незваный гость, чужак!
— Эй, Кили!
Двое одновременно повернулись к ней: одно из лиц сияло открытой улыбкой и радостным ожиданием, на другом читалась настороженность и подозрение.
— Рейчел! О Господи, сколько же времени? — Филиппа поспешно вскочила на ноги. — Извини, пожалуйста! Я совсем забыла. Ты ищешь меня? — Она беспомощно всплеснула руками. — Вот черт, я всегда забываю про время! Рейчел, честное слово, я прошу прощения. Ох, как это ужасно! Гидеон, а ты помнишь Рейчел? — Она обернулась и замерла. — Гидеон?! Куда ты пропал?