Райский уголок
Шрифт:
Взойдя на миниатюрное крыльцо, преодолев всего три ступеньки, мы оказывались перед входом в дом. Он состоял всего из двух примерно одинаковых комнат – сначала мы попадали в прихожую. Там сразу же бросалась в глаза куча старой обуви, стоявшей справа от входа, а слева на полу занимала своё место какая-нибудь огородная добыча – картошка, лук или что-нибудь в этом роде. Через большое продолговатое окно, располагавшееся слева, почти всегда светило солнце – оно как раз выходило на юг. В дальней части прихожей стояла кровать, а также огромный величественного вида комод, вселявший уважение не только благодаря своим размерам, но прежде всего благодаря своему солидному возрасту. Он был забит множеством загадочных предметов, к которым я боялся прикасаться в детстве, когда я был заметно ниже этого
Вторая комната была заметно уютнее, что не удивительно, ведь именно она и предназначалась для жилья, – здесь одновременно была кухня и спальня. В первую очередь этот эффект достигался за счёт того, что деревянные стены в ней, в отличие от прихожей, были покрашены извёсткой. Слева от входа стояли две кровати, которые не сильно отличались от той, что стояла в прихожей, а в дальнем левом углу стоял «сундук», как я всегда его называл, наполненный старыми игрушками, с которыми я любил играть в детстве. По центру сразу же бросалась в глаза миниатюрная печь, которая, несмотря на свои невеликие размеры, достойно справлялась со своей миссией – обогревать жилище в холодные весенние и осенние дни. Зимой же здесь уже давным-давно никто не жил и практически не появлялся. По соседству с печкой располагался огромный шкаф, который возвышался практически до самого потолка и который явно шёл в комплекте с комодом, потому что они были сделаны в одном стиле и из одного сорта дерева. А в правой части комнаты стоял средних размеров стол, присутствие которого и позволяло назвать эту комнату «кухней», к тому же именно на нём хранились тарелки и столовые приборы. Кастрюля и сковородка же хранились в небольшом шкафчике, стоявшем справа от входа, прислонившись к стене. А ещё над кроватью висела старая картина, на которую я очень часто засматривался в детстве, и мне всегда казалось, что на ней изображён берег нашей Бирюсы, причём совсем рядом с нашей деревней. Но меня убеждали, что эта картина привезена ещё из Мелитополя – украинского города, где я родился и где моя семья жила в начале девяностых, соответственно, на ней никак не могла быть изображена Бирюса. В комнате было три окна – два выходили на улицу, и из них также был виден наш скромный сад, а из третьего можно было полюбоваться огородом, полем, дорогой и видневшимся вдали берегом реки.
Всего же наш участок занимал чуть больше двух тысяч квадратных метров – он был двадцать метров в ширину и сто метров в длину. Правда, почти половина этой территории была непригодна для выращивания чего-либо, кроме самой обычной травы, потому что середина участка находилась в низине и почва там была заболоченной. Зато ту же самую траву можно было косить и заготавливать как сено. И как нетрудно догадаться, в ближней части к дому располагался огород, на котором выращивались картошка, лук, морковь, клубника, малина и многое другое. А в дальней части нашего участка росло ещё несколько плодоносных кустарников и деревьев. Самой любимой моей ягодой была облепиха, и ради неё в детстве я не ленился и пробегал через всё поле, не боясь замараться и промочить ноги. А избежать этого можно было только переступая с кочки на кочку, которые возвышались над водой в той самой низменности.
Я мог бы долго пытаться описывать свои чувства, которые я испытываю, воспоминая всё это, но это как раз тот случай, когда никакие слова не смогут выразить всю палитру чувств. Достаточно сказать, что, несмотря на то, что прошло уже очень много времени, все эти картины остаются столь же чёткими, как будто я видел их вчера, и они будут жить в своём первозданном виде, пока буду жить я. Меня наполняет безумный трепет каждый раз, когда я вспоминаю их, и лишь раз за разом с грустью спрашиваю, прямо как в тот день: «Неужели всё это больше никогда не будет нашим?!» Но я возвращаюсь к своему повествованию.
Нам понадобился примерно час на то, чтобы обустроиться, вытащить из машины всё, что мы привезли с собой, и немного перекусить после дороги. Родители вышли во двор, а я занял место на одной из кроватей – в доме была такая приятная прохлада, которая спасала от стоявшей вот уже который день подряд страшной жары. Ближе к вечеру температура поднималась почти до тридцати градусов, небо было ясным и беспощадному солнцу ничто не мешало направлять свои лучи на измученную землю. А я тем временем был в глубокой задумчивости и пытался решить всё те же проблемы. Через несколько минут в дом вошла мама и поспешила обратиться ко мне, и её тон показался мне неоправданно восторженным для подобной минуты:
– А ты почему до сих пор валяешься?
– А что ещё делать? – раздражённо ответил я.
– И ты собираешься всю неделю так пролежать?
– Почему бы и нет?
– Да как ты можешь?! Здесь же такая красота, только посмотри на улицу! Можно гулять целый день, и погода такая потрясающая.
– Ты же знаешь, что я ненавижу жару. И к тому же, если здесь действительно так красиво, то почему вы собрались продавать дачу? Ведь с этим домом так много связано. Я не понимаю, как вы можете так поступать.
– Ты опять начинаешь? Мы же обсуждали это сотню раз.
– А я всё равно не понимаю.
– Ты же знаешь, что мы собирались сделать это уже несколько лет после того, как бабушка перестала ездить сюда и ухаживать за огородом и домом. Ей уже тяжело этим заниматься, хотя для неё эта дача значит гораздо больше, чем для нас. Но сейчас она уже не может. А для нас это слишком накладно – только представь, сколько бензина и времени приходится тратить на то, чтобы добраться сюда! А урожай это не оправдывает. К тому же у нас теперь есть свой огород в городе. Ты же и сам всё это знаешь.
– Да, знаю, но всё равно я бы не стал это делать.
– Но ведь ты же почти не появлялся здесь все последние годы!
– Да, но это ничего не значит. Я не хочу, чтобы эту дачу продавали.
– И при этом ты не знаешь, чем занять себя здесь?
– Да, не знаю. Честно говоря, мне кажется, что эта неделя будет по-настоящему мучительной. Жара, огород, работа, тишина, скука, обида и тоскливые воспоминания – всё это не вселяет оптимизм.
– Так найди ещё что-нибудь.
– Что? Пока что я абсолютно ничего не хочу. Даже гулять. И не уверен, что захочу.
– А твои стихи? Попробуй что-нибудь написать в эти дни. Только представь, сколько свободного времени у тебя будет без телевизора, компьютера и твоих друзей, которые тоже только и знают, что сидеть за компьютерными играми. В жизни ещё столько всего прекрасного, помимо этого! Неужели ты не видишь?
– К счастью, у меня есть ещё целых шесть дней для того, чтобы попытаться увидеть это. Но пока что интрига кажется слабоватой – смогу ли я пережить эту неделю, не сойдя с ума?! Где же тут искать вдохновение?
– Просто попробуй и всё получится.
– Попробую. Лучше скажи, когда мы начнём копошиться в огороде?
– Копошиться? Ты всё никак не избавишься от этого слова?
– Оно мне нравится, и оно очень хорошо выражает мою бесконечную любовь к данной работе!
– Вечером начнём.
– А сейчас что?
– А сейчас папа уже ушёл в гости к своему старому другу – Вовке Фирсову, который купил здесь домик в начале прошлого лета, правда, в другой части деревни. Туда нужно идти минут двадцать-тридцать. Он сейчас тоже здесь вместе со своей семьёй. Представляешь, какое совпадение! А так они живут в Тайшете уже несколько лет. Думаю, что папа проведёт там пару часов, им есть о чём поговорить. Наверняка сразу же договорятся на счёт рыбалки и уедут на пару дней завтра или послезавтра! Уж я-то их знаю. Ну а я сделаю ещё пару мелких дел и тоже пойду туда. Я прошлым летом успела хорошенько сдружиться с женой папиного друга, тётей Леной, поэтому я там тоже не буду лишней. В общем, мы проведём там пару часов, а когда вернёмся, как раз успеем заняться огородом до заката.