Райское местечко. Том 2
Шрифт:
Что было дальше, понятно.
Йорк в первый же день рьяно взялся за уборку помещений на вверенном ему этаже. Он мыл полы, вытирал пыль, освобождал мусорные корзины, содержавшие, и правда, бог весть что, добросовестно перемыл десятка три кофейных чашек… Когда он добрался до лаборатории Василя Штосса, находившегося в то время у руководства, то обнаружил именно то, о чем и рассказывал ему накануне менеджер: на рабочем столе в простых стеклянных то ли тарелках, то ли блюдцах, находились испорченные остатки еды, уже покрытые зеленой слизью. Странные тарелки были плотно закрыты крышками, наверное, чтобы их содержимое не портило воздух в помещении. Посуда была
При первом опросе Йорк честно припомнил, какие у кого кофейные чашки он мыл – и те все были на месте, однако никаких чашек, в том числе, «чашек Петри», он не брал. Он хотел было добавить, что и никакого господина Петри он не знает, но постеснялся говорить о том, о чем его не спрашивали. Естественно, он не стал рассказывать руководству обо всем выброшенном им мусоре, в том числе, и о тарелках с испорченными остатками еды, ведь это не имело никакого отношения к пропавшим чашкам… А никому из руководства, специалистам-биологам, просто в голову не пришло, что кто-то может не знать, что такое – «чашки Петри», и что в них может находиться…
…В общем, необыкновенные зимние каникулы закончились у нас с Мелиссой раньше времени. На следующий день после звонка Георга мы сняли игрушки с елки, собрали вещи, убрали в доме и законсервировали систему жизнеобеспечения. Оставалось довольно много еды, заготовленной Валентиной Петровной, и Мелисса по-честному ее разделила, половину взяв себе, в короткий полет до Титана, а другую половину отдав мне, чтобы я, вернувшись на Курсы, хотя бы несколько дней питался не только с пользой, но и с удовольствием.
Когда мы прилетели в Москву, Мелисса высадила меня в Западном порту, а сама отправилась в Управление. Я взял общественный одноместный флаер и вернулся в Петербург.
Последний учебный семестр пролетел на удивление быстро и не был отмечен никакими заметными событиями.
Потом я сдавал выпускные экзамены, без особого напряжения получая отличные оценки, после чего отправился на последние военно-спортивные сборы на Алтай.
Вот об этом-то, о сборах, мне вовсе вспоминать и не хотелось. Умом я понимал, что за пять лет наши инструктора проделали колоссальную работу, чтобы максимально развить физические возможности, генетически заложенные в наших организмах. Но временами мне казалось, что они требуют от наших тел и вовсе уж невозможного… Единственное, что меня во время сборов примиряло с жизнью, так это то, что мне, все-таки, предельные и даже запредельные нагрузки давались легче, чем остальным курсантам. Это и понятно: я ведь был Потенциалом, мой мозг имел принципиально иное качество, чем у обычных людей. А Мелисса любила повторять, что главное в человеке – мозг.
Зато теперь я имел великолепное натренированное тело, каким обладал мало кто из людей, и которым я мог по праву гордиться. Кроме того, я видел, что мое тело очень нравиться Мелиссе, и уже одно это оправдывало все мои многолетние муки.
Таким образом, теперь, к моменту окончания курсов я находился в замечательной физической форме. А о том, какой ценой мне это далось, хотелось как можно скорее забыть…
Утром я проснулся в отличном настроении и после завтрака легко написал новую версию своей биографии. Пусть психологи поработают!
Я сдал автобиографию
Проснуться мне удалось вовремя, еще не было и семи. Я быстро перекусил в столовой чашкой кофе с бутербродами, взял один из дежурных флаеров и уже в 8.45 приземлился на стоянке около главного здания подмосковного военного космопорта «Большой Узел», который обслуживал практически все рейсы Главного Управления Космофлота.
На проходной главного здания космопорта я предъявил свое удостоверение. Дежурный вставил его в комп и сообщил, что меня ожидает кар под номером 458-б, который доставит меня на взлетно-посадочный стол крейсера «Максим Глинка».
Поскольку маршрут кара был уже запрограммирован, я мог в течение поездки по стартопосадочному полю свободно любоваться стоящими на площадках кораблями различных типов и классов. Их силуэты выглядели для меня непривычно. Это и не удивительно, – за те годы, что я провел на КПК, большинство кораблей было модернизировано, оснащено новыми системами вооружения и получило новые конструктивные элементы защиты. Кроме того, я увидел несколько совершенно новых моделей. А главное, все без исключения корабли имели тот самый глубокий зеркально-черный цвет, мерцающий и бликующий, цвет ро-покрытия, который я впервые увидел на «Суворове», когда стали возвращаться «живые зонды», и селферы предстали перед моим взором в своем «натуральном» обличии: суперразвитый мозг, покрытый защитной ро-оболочкой.
Моя поездка по космопорту была, к сожалению, недолгой. И вот я уже поднялся по пандусу крейсера.
Мелисса о чем-то беседовала с вахтенным офицером. Увидев меня, она махнула мне рукой:
– Алекс, можешь подняться в свою каюту, восьмой уровень, номер А-14. Я скоро к тебе зайду.
Боже, как я, оказывается, соскучился по этой, такой родной, атмосфере военного корабля! По его помещениям, чуждым показной роскоши, но так удобно и рационально спланированным! По свежему, пахнущему озоном, воздуху! По негромким успокаивающим звукам предстартовой подготовки!.. Как давно я не видел густой россыпи звезд в неизмеримых глубинах космоса, не чувствовал дрожи корабля при переходе на сверхсветовую скорость!..
Я поднялся на лифте на восьмой уровень, нашел свою каюту, разобрал вещи, которые могли понадобиться мне в полете. Как обычно, я летел налегке, и весь мог багаж, кроме пака с зимней форменной курткой из меха снежного волка Альбины, помещался у меня в обычном армейском кофре.
Я снял форму, разместил ее в боксе для квазиживых структур и облачился в костюм полуспортивного типа. Поскольку в этом полете я был пассажиром, я решил, что не стоит смущать офицеров корабля своим званием и регалиями на моей космофлотовской форме. В конце концов, в путешествии инкогнито есть свои плюсы.
Вскоре раздался стук в дверь, и в каюту вошла Мелисса.
Наконец-то после долгой разлуки я смог ее обнять и поцеловать!
Мы с Мелиссой были единственными пассажирами крейсера и заняли две каюты на палубе, где не жил никто из команды, – мы так соскучились друг по другу, что нам никого сейчас не хотелось видеть.
В ожидании старта крейсера мы устроились в каюте Мелиссы. Вот сирена завыла непрерывно, – и смолкла. Корабль ушел с орбиты. Начался разгон на малых двигателях. Минут через двадцать опять включилась корабельная сирена, что означало, что мы удалились от Солнца на достаточное расстояние, и сейчас будут включены большие двигатели, а потом крейсер перейдет на сверхсвет.