Раз герой, два герой...

Уланов Андрей Андреевич

– Даже не знаю, – Шах попытался придать своему лицу выражение глубокой задумчивости, – стоит ли мне браться за ваше дело. Всего лишь черепахер, никак не подвиг, а так, разминка после ужина. Будь это дракон… орочья банда… или хотя бы мантикор…

– Господин герой! – Лиллем качнулся вперед, словно собираясь рухнуть к сапогам Шаха. – Смилуйтесь, не оставляйте… черепахер… дети малые… последнего не пожалеем.

– Пятнадцать томасов, – быстро сказал Шон.

– Пятнадцать томасов, – повторил Шах.

– Господин герой! – На этот раз в вопле Крина было куда

больше неподдельного отчаянья. – Побойтесь богов!

– Вы же сами только что говорили – “последнего не пожалеем”, – мстительно напомнил Шах.

– Дык ведь даже если все продадим, – взвыл староста, – до последней нитки, до зернышка… сами на помост станем… и десяти томасов не наберется!

– А если вы избавитесь от половины мешков за вашей спиной, – парировал Шах, – то наберете все двадцать!

Шон довольно улыбнулся.

– Неплохо начал, малыш, – с одобрением заметил он, забираясь на воз. – Похоже, что-то из моих уроков ты все же запомнил. Давай, торгуйся дальше… а я посмотрю.

Впрочем, особо долго смотреть ему не пришлось. Крин превосходил Шаха как опытом, так и весом – в нем явно было не меньше семи пудов. Также он имел за плечами моральную поддержку в лице стенающих и возносящих к небу руки односельчан – страшные рожи, которые Шон начал корчить своему ученику, компенсировали ее лишь частично. Не прошло и пяти минут, как Шах послал своему наставнику столь умоляющий взгляд, что покойному герою оставалось только махнуть рукой.

– Довольно, – с облегчением произнес Шах, обрывая очередной жалобный вопль старосты. – Хватит. Я согласен. Пять томасов, из них полтора – вперед!

– …внуки наших детей будут голодать, пытаясь… – Настроившийся на куда более долгий спор Лиллем не сразу осознал услышанное. – Что… вы сказали, пять томасов, господин герой? То есть четыре?

– Я сказал: пять томасов и полтора из них вперед. – Шах снова потянулся за перчаткой. – Или… или я отрублю тебе правую ногу и продам ее гоблинам на ужин – в качестве…

– Компенсации, – быстро подсказал Шон.

– …компенсации за потерянное время.

– Г-господин герой изволит шутить, – пробормотал Крин, испуганно глядя, как рука юного героя тянется к рукояти меча за плечом… нет, всего лишь поправить застежку плаща. – Конечно, пять томасов – очень хорошая плата, вполне справедливая. Господин герой был так добр, сжалившись над несчастными бедняками…

– Малыш. – Шон зевнул и начал медленно валиться на бок. – Я тут подремлю немного. Разбудишь, когда тебе надоест этот…

– Деньги! – рявкнул Шах.

– В-вот. Прошу вас, господин герой.

– Что это? – с подозрением осведомился Шах, глядя на протягиваемый ему мешочек.

– Ваши полтора томаса, господин герой.

– Проверь, – посоветовал Шон. Шах медленно потянул завязки мешка, приподнял край ткани, заглянул внутрь…

– Там есть хоть одна монета дороже гвеллера? – осведомился он. – Или такая, которой меньше ста лет?

Шон соскочил с воза и, просунув руку сквозь ткань, позвенел монетами.

– Если меняла даст за эту горсть ящеричной чешуи больше пяти сребренников, – заметил он, – то я буду сильно удивлен. Можно еще предложить их гномам – на вес. Конечно, – с ухмылкой продолжил он, – среди них могут попасться очень древние поделки, за которые какой-нибудь свихнувшийся патриций в Забугорной отвалит не один десяток новеньких полновесных томасов. Но, по правде говоря, я бы не стал рассчитывать на это и тебе, малыш, не советую.

Шах тяжело вздохнул, взвесил на ладони мешок, а затем быстро шагнул вперед – и опешивший староста не успел даже моргнуть, как что-то острое уперлось ему в брюхо чуть пониже пояса. Что именно – он увидеть не мог, потому что рука в боевой перчатке очень крепко взялась за ворот его кафтана.

– У тебя есть выбор. – Шах слегка повернул нож, исторгнув из Крина совершенно детское “ай”. – Либо я увижу цвет твоего золота, в крайнем случае серебра, либо цвет твоих потрохов. Лично я бы предпочел первое. А ты?

* * *

В деревню Малые Халки герои въехали незадолго до полудня, и Шон был этим весьма недоволен.

– Говорю тебе, – в пятый за день раз бурчал он, – надо было выезжать сразу после полуночи. Тогда бы у нас оставался еще день.

– Отвечаю тебе, – устало огрызнулся Шах. – Ты сам превеликое множество раз утверждал, что скачка по ночному Запустенью – не самый приятный способ расстаться с жизнью.

– Для простых путников. Но мы-то с тобой…

– Допустим. – Вышедшая из хижины девчушка лет восьми недоуменно уставилась на героя, оживленно разговаривающего с собственной вьючной лошадью. – Ты можешь делать, что хочешь и когда хочешь, – продолжал Шах. – Так же и я с Лисонькой, – он погладил адскую кобылу по гриве, за что был вознагражден злобно-признательным взглядом, – вполне можем постоять за себя. Но как насчет твоей лошади?

– О ней бы позаботился я!

– Как в прошлый раз?

– Случайность! Просто невезение! Кто мог знать, что эти кустарниковые нетопыри…

– Хватит, – шепотом потребовал Шах. – На нас люди смотрят.

– Плевать, – беспечно отмахнулся Шон. – Настоящий герой волен вести себя как ему угодно. Я знал одного героя, который любил разговаривать со своим ослом. Причем не просто разговаривать, а вести длинные философские дискуссии о…

– Это, случаем, был не тот говорящий осел, которого сотворил магистр Неймикус? – осведомился Шах. – И который потом стал профессором риторики в Дакирском университете?

– Умный, да, – проворчал Шон, спрыгивая с лошади. – Посмотрим, что ты запоешь… Ктрегуруп!

Пролом в стене и в самом деле произвел впечатление не только на Шона, но и на полдюжины селян, уныло чесавших затылки поодаль. Учитывая размеры пролома, а также то, что стена была не деревянным частоколом, как в родных для Шаха Дудинках, а основательным сооружением из дикого камня, Ничего удивительного в этом не было.

– Однако, – заметил Шон, – не ожидал я от нашей зверушки подобной прыти. Такая дырень… Можно подумать, что здесь поработала троица джагернаутов.