Раз в год в Скиролавках
Шрифт:
Порваш заплатил за свои две водки, за томатный сок, и его как ветром сдуло из бара. Он пошел к дверям комнаты доктора, чтобы сказать ему, что чувствует себя уже вылечившимся, что в нем уже появилось огромное количество смирения по отношению к жизни и к миру, и поэтому уже завтра он хочет вернуться в Скиролавки. Почти с нежностью он думал о пани Халинке, а также о пани Басеньке, на которых до сих пор он смотрел немного свысока, не проявляя к ним никакого мужского интереса, обижал, привозя девушек из других мест.
На дверях комнаты
Он повернул к себе и тотчас же лег на широкий диван, счастливый, что лежит на нем один, без какой-то там Иоли, без какой-то пани Хробот или курносой девушки из бара. Он понимал, что настоящая свобода — это только возможность выбора, а он уже выбрал. Скиролавки.
В это время в комнате доктора, на его диване, сидела Дженни Хробот и рукой с обгрызенными ногтями нежно гладила седые виски Негловича, который уже лежал под одеялом, потому что, когда она пришла к нему, он уже засыпал.
— Мама говорила вам, что мой отец был анабаптистом, — рассказывала Дженни, — и у него были очень строгие правила. С десяти лет он мне привязывал руки к кровати толстыми веревками, чтобы я не могла грешить. Это потому я стала такая нервная и возбудимая. Вы в самом деле вычитали все это по моим ногтям?
— Да, — подтвердил доктор. — Ведь если у молодой девушки ногти почти все обгрызены, и только один, на указательном пальце, старательно опилен, то в чем заключается ее секрет? Напрасно ты так близко к сердцу все это принимаешь, Дженни. Когда ты выйдешь замуж, все будет как надо. Ты плохо делаешь, что думаешь: мол, ты не такая, как остальные девушки, хотя, это я тебе говорю, ты ничем от них не отличаешься. Твоя мама знает, что ты ко мне пришла?
— Конечно. Я сказала ей, что должна вас навестить, потому что вы напомнили мне отца, по которому я скучаю.
Сказав это, она тоненько, по-девчачьи захихикала, так как она была очень возбудима.
Это правда, что у девушки очень высокий рост бывает результатом выработки недостаточного количества женских гормонов, хрящи костей поздно отвердевают, и человеческое существо выстреливает вверх, как мачтовая сосна. Но правда и то, что с такой девушкой мужчина может получить удовольствие, как со всякой другой.
В этот вечер в Скиролавках солтыс Ионаш Вонтрух навсегда рассорился с Антони Пасемко. Хоть и были они оба убеждены, что землей владеет Сатана, но, по мнению одного из них, путь в Царствие Небесное лежал через милосердие, а по мнению другого — через справедливость.
И хотя оба эти факта — и тот в отеле, и этот в Скиролавках, были такими разными и случились в отдаленных друг от друга местах, упомянуть о них надо, потому что, как говорят, у каждого свое счастье.
О том, что порядочная женщина не должна быть стыдливой, как продажная девка
Трудно сказать, когда и от кого люди в Скиролавках узнали о том, что пережили Порваш и доктор Неглович во время вылазки в город. Скорее всего это сам художник Порваш в один прекрасный день с возмущением рассказал тем, кто обычно сидел перед магазином, что девки в «Новотеле» берут с мужчин аж три тысячи злотых.
— Это значит, что скоро будет конец света, — заявил Эрвин Крыщак. Когда на самого Эрвина Крыщака время от времени нападала мужская охота, он крал у своих невесток курицу с подворья и шел с ней к Поровой. Три тысячи злотых в то время платили за нескольких поросят.
— Может быть, они дают иначе, чем наши женщины? — задумался плотник Севрук.
— Иначе? Они, кажется, даже раздеваются в темноте или под одеялом, — молодой Галембка в своем возмущении был заодно с Эрвином Крыщаком. — Пойти с такой женщиной — это то же самое, что поймать в канаве старую Ястшембску.
Настолько удивительные новости в деревне не спрячешь под снопы соломы в сусеке, не засунешь под черепицу, как скворца. Узнали об этом женщины молодые и пожилые, женщины простые и те, которые из-за своего образования считали себя более сложными натурами, чаще мылись и даже трусики меняли каждый день.
За три тысячи злотых пани Басенька должна была сшить три платья обыкновенных или одно подвенечное. Ничего удивительного в том, что она однажды вечером налегла на своего мужа, чтобы он ей все объяснил.
— Как ты думаешь, Непомуцен, почему они берут аж три тысячи с мужчины? Это просто невероятно. Знаешь, сколько я должна сидеть за машинкой за такую сумму?
Писатель Любиньски глубоко задумался над этим вопросом и наконец так сказал жене:
— Жаль, что ты не читала Зигмунда Фрейда. По мнению Фрейда, цифра «три» — это символ мужских половых органов. Думаю, что именно поэтому они берут с мужчины аж три тысячи.
— Это они читали Фрейда? — засомневалась пани Басенька. — Не знаю. И это не имеет значения, — начал раздражаться Любиньски. — В таких делах в счет идет подсознание, а не приобретенные знания.
Пани Халинка Турлей через какое-то время одолела глубокую обиду на Порваша за то, что он поехал с доктором в город и там, в каком-то отеле, пускался во все тяжкие с девушками легкого поведения. Возвращаясь с работы, из школы, она наткнулась на художника, идущего в магазин, и напрямик задала ему вопрос.
— Поведение у них легкое, — мрачно подтвердил Порваш, — но зато тяжелые деньги они берут с мужчины. И стоит знать о том, пани Халинка, что раздеваются они в темноте или под одеялом, такие они стыдливые.
— Что такое? — Смех пани Халинки зазвенел, как школьный звоночек. — Другими словами, ничего интересного вы не увидели.
— Даже не пробовал, — честно признался Порваш. — С чего бы я тратил три тысячи злотых на что-то подобное? Откуда бы я взял такую сумму, если в последнее время мне даже на кисти и краски не хватает?