Разбег
Шрифт:
— Пропади все на свете, я знал, что именно так и получится! На сходке в Куня-Кала мы вслух говорили об отарах вашего отца, а богачи это наматывали себе на ус, и в первую очередь сам Каюм-сердар! Я не сомневаюсь, что ваш отец предупредил басмачей, чтобы спасли его отары.
Ратх сидел за столом, расстроено смотрел на свои, сжатые кулаки, и постукивал ими по столу.
— Ты, конечно, прав, Артык, — согласился он. — Только мне непонятно: если этому научил басмачей мой отец, то зачем ему понадобилось ждать, пока приедет на урочище Аман
— Этого и мне не понять. Но чувствую, без Каюм-сердара дело не обошлось.
Аман глуповато, как невинный ребенок, смотрел то на Ратха, то на председателя «Кошчи» и тоже, казалось, бился над решением этой загадки. Но Аман все давно понял: курбаши Сейид-оглы специально дождался Амана, чтобы именно через него передать золото. Другому можно и не доверить, а этот никуда не денется. Да и не только в этом дело. Курбаши просто-напросто затянул Амана в преступное дело, чтобы далеко не уходил сын Каюм-сердара от «святых» исламских дел.
— Ну, что будем делать, товарищ Каюмов? — устало спросил Артык. Решай сам — ты инструктор ЦК, а я всего лишь председатель бедняцкой ячейки. Как скажешь, так и будет. Скажешь — «замнем дело», — замнем. Я ведь тоже виноват: дал в охрану Аману всего трех джигитов. Надо бы весь отряд послать, тогда бы беды не случилось.
— Конечно, Артык! — обрадовался Аман и даже сделал шаг навстречу, к стоящему у окна председателю.
Ратх распрямился, встал из-за стола:
— Спасибо, Артык, но это дело не семейное. Придется начать следствие. Вызови милицию и составь протокол.
— Ратх, да ты что?! — бросился Аман к брату. — Ты в своем уме? Неужели ты считаешь, что я…
— Ничего я не считаю. Я только знаю, что все должно быть по закону, пригласи милицию и поручи дело следователю. Если понадоблюсь следователю я, — пусть позвонит мне. У меня все — я пошел.
Аман не вернулся домой ни к вечеру, ни на другой день. Каюм-сердар исподволь приглядывался к суете домашних и догадывался — не все сладилось, как надо. Не выдержав, зашел в комнату Ратха. Окинув взглядом обстановку — кровать, шкаф с книгами, стол, поморщился. Ратх подал отцу стул. Тот неохотно, с усмешкой сел и зажал тяжелую инкрустированную трость между колен.
— Что-то Амана долго нет, — сказал с плохо скрытой тревогой. — Ты не знаешь, где он?
Ратх на мгновенье задумался — говорить или не надо, и решил вести разговор начистоту.
— Аман не уберег твоих овец. Басмачи узнали о том, что мы решили сдать твои отары союзу «Кошчи» и опередили нас. Они налетели и угнали овец в пески. Аману придется отвечать за пропавшие отары. Он в милиции.
Каюм-сердар растерялся. Вздрогнул, привстал, снова сел. Заговорил с мрачной обидой.
— Отары мои. Почему Аман за них должен отвечать? Я не требую, чтобы с него спрашивали за пропажу. Я наживал свое богатство пятьдесят лет, а вы захотели обогатиться за мой счет в один день. Это не по-людски. Видит аллах — вы первые грабители? Как можно назвать бандитами тех, которые угнали моих овец подальше от глаз грабителей?! — раскипятился старик.
— Отец, не надо жалких слов, — упрекнул его Ратх. — Ты же знаешь, что держать две отары в то время как тысячи бедняков едва ли имеют хотя бы по одной овце, — это в высшей степени бесчестно.
— Не я один владею отарами! — возмутился Каюм-сердар. — Много таких, как я!
— Да, конечно… Но все эти «многие», как и ты, сдадут своих овец беднякам — такова истина жизни. Ты упорствуешь, отец, и еще больше наводишь меня на подозрение, что сам велел Сейиду-оглы угнать овец на дальние колодцы. Если это так, то и тебе придется отвечать перед законам. Вы сговорились с Аманом, я чувствую это!
— Замолчи, щенок! — ожесточился Каюм-сердар. — Я сейчас думаю не о том. И тебя не должно интересовать — «один или вдвоем». Надо подумать, как спасти Амана. Иди к Атабаеву и попроси, чтобы освободил твоего брата. Скажи ему, что меня обидели — овец угнали, да еще родного сына в милицию забрали.
— Бесполезный разговор, — сухо отозвался Ратх. — Никуда я не пойду и ходатайствовать не буду. Пусть все решится по закону.
— Харам-зада, — выругался Каюм-сердар. — Искривили тебе мозги большевики — против родного отца идешь.
Старик вышел из комнаты, тяжело спустился с веранды и, перейдя двор, поднялся на свой айван. Ратх смотрел ему в спину и ухмылялся.
Ночью Каюм-сердар несколько раз просыпался, выходил на айван и смотрел в угол двора. «Если Аман приведет милицию, — размышлял старик, — они никогда не додумаются, что золото закопано под старой каретой. Они обыщут весь дом — ничего не найдут, и удалятся — с чем пришли. Но Аман! Аман!»
Аман возвратился через три дня. Каюм-сердар взял сына под руку, повел к себе в комнату…
— Ну, говори, — приказал, жадно впившись суровым, выцветшим взглядом в зеленые, никогда неунывающие глаза старшего сына. И потому, как весело смотрели эти глаза, Каюм-сердар сразу смягчился — понял: ничего страшного не произошло. — Отпустили значит? — спросил облегченно.
— Отпустили, отец.
— О золоте не спрашивали?
— Откуда им об атом знать! Такого разговора совсем не велось. Посомневались немного: не ты ли вывел бандита курбаши Сейид-оглы на отары? Я защитил тебя.
— Хай, молодец!
— Сижу день, другой в камере, — продолжал Аман, — и тут слышу в коридоре шум поднялся. Вызывают меня опять на допрос. Пришел к следователю, а у него трое «кошчинцев», которые со мной на пастбище ездили. Вернулись целы и невредимы. Порассказали следователю всякого, что он сам испугался. Что было и что не было — обо всем сказали. Следователь посоветовался со своим начальством и отпустил нас всех.
— Хай, молодец! — еще радостнее выговорил Каюм-сердар. — За такие хорошие вести дам тебе немного золота: купишь себе — что надо.