Разбитое окно
Шрифт:
Амелия расположилась в кресле с болезненной гримасой на лице – проклятый артрит! – и после короткого раздумья сказала:
– Мистер Икс следил за Артуром и Элис. Засек их в картинной галерее и таким образом узнал о том, что они увлекаются живописью, потом докопался как-то и до личных данных.
– До мистера Икса доходят сведения о том, что Элис купила картину Прескотта. Он тоже хотел бы заполучить одно из его полотен, но ему это не по карману.
– Да. – Сакс кивнула в сторону доски со списком вещдоков. – Тогда мистер Икс проникает в дом Артура, видит там чипсы «Принглс», крем для бритья «Эдж»,
– Так, теперь воспроизведем события двенадцатого мая. Каким-то образом мистер Икс узнает, что по четвергам Артур всегда уходит с работы пораньше и долго бегает по безлюдному парку, – значит, алиби как такового у него не будет. Убийца заявляется в квартиру жертвы, совершает кровавое злодеяние, крадет картину и сообщает из телефона-автомата о криках и якобы виденном им мужчине с картиной, уехавшем на «мерседесе», точно таком, как у Артура, причем даже с частично таким же номером. После он отправляется в Нью-Джерси домой к Артуру, оставляет следы крови и грязи, подбрасывает салфетку и лопату.
Эти рассуждения прервал звонок телефона. Это был адвокат, которому предстояло защищать на суде Артура. Измученным голосом он, по сути, пересказал то, что им уже сообщил помощник окружного прокурора. У адвоката не нашлось никаких конструктивных предложений, зато он недвусмысленно убеждал Райма повлиять на Артура таким образом, чтобы тот согласился признать себя виновным.
– Прокурор припрет моего подзащитного к стенке, – причитал адвокат. – Сделайте для него доброе дело! Тогда пятнадцать лет я гарантирую.
– Для Артура это крах, – сказал Райм.
– Настоящий крах наступит, когда его приговорят к пожизненному заключению!
Райм холодно попрощался и отключил связь. Потом вернулся к изучению списка вещественных доказательств.
Внезапно криминалиста осенило.
– В чем дело? – Сакс заметила, как Райм задумчиво уперся взглядом в потолок.
– А что, если он и прежде это проделывал?
– Что ты имеешь в виду?
– Предположим, кража картины действительно его истинная цель или мотив. Но это не мог быть однократный ход – сорвал куш и вышел из игры. Прескотт не Ренуар, которого сбыл миллионов за десять, и поминай как звали. Тут, похоже, целое предприятие. Преступник изобрел хитроумный способ избегать наказания, и он будет пользоваться им, пока его не остановят.
– Да, похоже, это верная мысль. Значит, нам надо копать среди других дел по кражам картин.
– Не обязательно. Он может воровать не только картины. Существуют и другие ценности. Но общее у таких дел есть.
Сакс наморщила лоб, затем предложила вариант ответа:
– Убийство.
– Вот именно! Поскольку преступник подставляет вместо себя других людей, он вынужден убивать, чтобы не быть опознанным своими жертвами. Позвони сейчас же кому-нибудь из убойного отдела – домой, если потребуется. Мы ищем дела с точно таким же раскладом: первичное преступление, скорее всего кража, затем убийство с многочисленными косвенными уликами.
– И вероятно, наличие положительного результата анализа ДНК крови
– Неплохо, – согласился Райм, радостно возбужденный от ощущения, что они нащупали верный путь. – А если преступник всегда придерживается своего метода, то еще должен быть телефонный звонок анонимного свидетеля на «девять один один» с указанием примет кандидата в подставы.
Сакс пересела за письменный стол с телефоном, находившийся в углу лаборатории, и сняла трубку.
Райм, облокотившись затылком на подголовник инвалидного кресла, сквозь прикрытые веки наблюдал за напарницей. Под ногтем большого пальца, сжимающего телефонную трубку, он разглядел пятнышко засохшей крови. Над ухом тоже виднелась царапинка, едва заметная под рыжими волосами. Райм знал, что за Сакс водилась привычка терзать себя понемногу, особенно при этом доставалось ногтям, ими же она нещадно царапала кожу на голове – показатель того, что ее нервы напряжены.
Ее взгляд стал сосредоточенным, она кивала, слушая собеседника, и быстро записывала. Райм понял, что информация проходит важная, и его сердце тоже забилось быстрее. У Сакс перестала писать ручка, и она, отшвырнув ее на пол, извлекла новую так же стремительно, как выхватывала из кобуры пистолет на соревнованиях по стрельбе.
Спустя десять минут беседа завершилась.
– Райм, ты только послушай! – Сакс подсела к нему на стоящий рядом плетеный стул. – Я говорила с Флинтлоком.
– Это как раз то, что надо было сделать.
Теперь уже мало кто помнил, случайно или нет пристало к Джозефу Флинтику прозвище, соответствующее названию старинного кремневого ружья. Он служил детективом в убойном отделе, когда Райм еще был начинающим желторотиком. Постаревший и ворчливый, Флинтлок хранил в памяти детали почти каждого убийства, совершенного в Нью-Йорке на протяжении всей его продолжительной карьеры полицейского, многое он помнил и из того, что происходило в окрестностях мегаполиса. Иные в его возрасте по воскресным дням навещают правнуков, а он все никак не наработается. Так что Райм ничуточки не удивился тому, что старого детектива удалось застать на месте.
– Я рассказала Флинтлоку о наших соображениях, и он с ходу припомнил два убийства с похожими обстоятельствами. Одно связано с кражей редких монет примерно на пятьдесят кусков. В другом жертву изнасиловали.
– Изнасиловали? – Это придавало делу более многозначный тревожный аспект.
– Вот именно. В обоих случаях позвонил неизвестный свидетель и сообщил о преступлении, а также дал наводку, позволяющую идентифицировать преступника. Ну, вроде замечаний по поводу цвета и номера машины в деле твоего двоюродного брата.
– Звонили, конечно же, мужчины.
– Верно. Городские власти каждый раз предлагали вознаграждение, но свидетели так и не объявились.
– А вещественные доказательства?
– Флинтлок уже не помнит во всех подробностях, но, по его словам, хватало и следов, и косвенных улик. Точно так же, как в деле твоего брата, на месте преступления и в жилище подозреваемых нашли по пять-шесть однотипных предметов и следов, ассоциирующихся по идентифицирующим признакам. И в обоих случаях следы крови жертвы были обнаружены дома у подозреваемых и на принадлежащих им вещах.