Разбитое окно
Шрифт:
– Не надо, Рон. Этим ты ничего не решишь. – Уитком протянул руку к кобуре на боку полицейского, вытащил из нее «глок» и сунул себе за брючный ремень.
«Как я мог так ошибиться в человеке? – мысленно корил себя Пуласки. – Может, из-за травмы головы? Или я просто глуп от природы?» Уитком только прикидывался другом, и это ранило не меньше, чем шокировало молодого полицейского. Приносил ему кофе, защищал от Кассела и Гиллеспи, предлагал тусоваться вместе, помог с табелями рабочего времени… И все это ради лишь того, чтобы сблизиться с копом и использовать
– Значит, ты врал мне всю дорогу, так, Марк? И детство свое ты провел не в Куинсе, верно? И нет у тебя никакого брата-полицейского!
– На оба вопроса ответ отрицательный. – На лицо Уиткома набежала тень. – Я пытался достичь с тобой взаимопонимания, Рон. Но ты не желаешь сотрудничать. А мог бы, черт побери! Но теперь ты вынудил меня поступить иначе.
Убийца толкнул Пуласки в глубь темной улочки.
Глава сорок первая
Амелия Сакс кружила в «сивике» Памелы по переполненным машинами центральным улицам, досадуя на шумный, вяло слушающийся японский двигатель.
Тарахтит, как холодильный аппарат для заморозки льда. И мощность в лошадиных силах примерно такая же.
Сакс дважды звонила на домашний телефон Райма, и оба раза линия переключалась на голосовую почту. Такое случалось не часто; понятно, что Линкольн почти все время находится дома. В Большом доме тоже творилось что-то стремное – служебный телефон Лона Селлитто не работал. Она пыталась дозвониться на его мобильник, но лейтенант не брал трубку, так же как и Рон Пуласки.
Неужели и тут приложил руку «5-22»?
Тем более надо поскорее проверить улику, найденную ею возле своего таунхауса, – и на этот раз верную, как считала Сакс. Может, это был тот самый ключик к разгадке тайны «5-22», недостающее звено в цепочке, ведущей к раскрытию всего дела.
Перед ней, неподалеку, возникло место, куда она направлялась. Наученная уроком со своим «камаро» – если «5-22» действительно стоял за его конфискацией, как предполагала Сакс, – и не желая рисковать машиной Памелы, она объехала весь квартал, пока не обнаружила редчайшее для Манхэттена явление – свободный, не запрещенный для парковки промежуток на обочине проезжей части.
Каково?
Похоже на добрый знак.
– Слушай, зачем тебе это надо, а? – спросил Рон Пуласки, стоя перед Марком Уиткомом в глухом проулке в Куинсе, где, кроме них двоих, никого не было.
Убийца пропустил вопрос мимо ушей и, продолжая держать полицейского на мушке, воровато оглянулся по сторонам.
– А ведь я считал тебя своим другом. Многое в жизни воспринимается не таким, как есть на самом деле. На то она и жизнь. – Уитком откашлялся. Он явно нервничал и чувствовал себя не в своей тарелке. Пуласки вспомнил слова Сакс о том, что убийца, скрываясь от преследования, испытывает психологическое давление и потому теряет осторожность. В то же время он становится и более опасным.
В предчувствии развязки дыхание молодого полицейского участилось.
Уитком
– А теперь послушай меня, черт подери.
– Проклятие! Говори!
– Повторяю: я хочу, чтобы это расследование остановилось. И немедленно.
– Я всего лишь патрульный коп! Как я могу остановить расследование?
– Так, как я сказал тебе: саботируй. Потеряй улики. Направь детективов по ложному следу.
– Я этого не сделаю, – решительно заявил Пуласки.
Уитком помотал головой с выражением чуть ли не отвращения на лице.
– Сделаешь. Либо добровольно, либо в принудительном порядке. Выбирай, Рон.
– А как насчет моей жены? Ты можешь вытащить ее оттуда?
– Я могу все, что захочу.
Человек всезнающий…
Молодой полицейский закрыл глаза и стиснул зубы по оставшейся с детства привычке. Потом посмотрел на здание, где держали взаперти его Дженни.
Дженни, так похожая на Майру Уэйнберг.
Рон Пуласки принял окончательное решение. То, что он собирался сделать, было ужасно, глупо, но у него не осталось выбора. Его загнали в угол.
Опустив голову, Пуласки произнес невнятно:
– Ладно.
– Согласен?
– Ну сказал же, – огрызнулся он.
– Верное решение, Рон. Очень верное.
– Но сначала обещай… – Пуласки помедлил долю секунды, глянув за спину Уиткому и тут же снова ему в глаза, – что мои жена и дочка сегодня же будут на свободе.
Уитком перехватил его взгляд и быстро обернулся; от этого движения ствол пистолета немного сместился в сторону от цели.
Пуласки решил, что уловка сработала, и не мешкая сделал следующий ход: левой рукой отвел наставленный на него пистолет еще дальше, поднял согнутую в колене ногу и выхватил из кобуры на голени маленький револьвер (Амелия Сакс велела ему всегда иметь такой при себе).
Убийца выругался и попытался выдернуть руку с пистолетом, но Пуласки вцепился в запястье мертвой хваткой и сильно ткнул стволом револьвера в лицо противнику, попав прямо в нос.
Уитком глухо вскрикнул, из сломанного носа брызнула кровь. Он непроизвольно согнулся, зажимая нос свободной рукой, и Пуласки сумел вырвать оружие из его пальцев, но и не удержал его. Черный пистолет Уиткома покатился по земле, а оба мужчины сцепились в неуклюжем борцовском поединке. Пистолет в последний раз лязгнул об асфальт, так и не выстрелив, и Уитком с вытаращенными от паники и ярости глазами со всей мочи пихнул Пуласки спиной на стену и схватил за руку.
– Уйди, гад!
Уитком сделал резкое движение головой, нанося удар, и Пуласки, с ужасом памятуя бейсбольную биту, когда-то раскроившую ему лоб, инстинктивно увернулся. Этого оказалось достаточно, чтобы Уитком получил возможность выбить у него запасной револьвер, так что он взлетел куда-то в небо, а другой рукой выхватил из-за пояса трофейный «глок» и приставил его к голове полицейского.