Разбитое сердце богини
Шрифт:
– У нее был только один сын, – перебил меня Шарлахов. – И она не остепенилась, нет. Просто однажды она встретила свою судьбу, назовем это так. Был он то ли малоизвестный композитор, то ли вообще часовщик. Не слишком молодой, не красавец и к тому же обремененный семьей. Про положение в обществе я вообще молчу… И богиня потеряла голову. Шептались, что этот человек ее приворожил, потому что он обращался с ней возмутительно грубо, но она во всем ему повиновалась и смотрела на него, как преданная собака. Она осыпала его подарками, возила с собой в карете, была готова по его первому знаку сделать что угодно… А между тем поговаривают,
– А ее муж? – спросила я. – Вы же говорили, что он ее любил.
– Для него ситуация сложилась невыносимая. Понимаете, он даже не мог вызвать это ничтожество на дуэль. Но, вероятно, у него нашлись советчики, или он сам догадался, как положить конец этому двусмысленному положению. Словом, в один прекрасный день часовщик вышел из дома и не вернулся. Через пару дней его все-таки нашли, но в неживом виде. Полиция пришла к заключению, что грабители покусились на золотой медальон, подарок нашей богини, и кошелек, а когда законный хозяин оказал сопротивление, просто убили его.
– Грабителей, само собой, так никогда и не нашли.
– Нет, почему же – нашли и даже медальон вернули. Всех повесили, в том числе и перекупщика, у которого обнаружили медальон. Правда, грабители на суде настаивали, что они ни о чем понятия не имеют и никакого медальона в глаза не видели, но…
– Богиня им поверила? Или нет?
– Сложно сказать. Если она и подозревала мужа, он, конечно, категорически все отрицал. Потом, он всегда был готов расшибиться в лепешку, чтобы ей угодить. Однако самое скверное заключается в том, что… Я еще не надоел вам со своей историей?
– Нет-нет. Продолжайте, пожалуйста.
– Словом, часовщика больше не было, и все, казалось, должно было прийти в норму. Однако со смертью этого человека его власть над богиней не кончилась. Начнем с того, что она приказала забальзамировать его тело, положить в гроб с хрустальной крышкой и поставить в церковном склепе. Самой церкви она выделила какие-то сумасшедшие деньги на оформление склепа, и чтобы ее пускали в любое время, когда ей заблагорассудится прийти…
– Готический роман, – пробормотала я.
– Это и была эпоха готических романов, насколько я помню, – отозвался Шарлахов. – Но такое объяснение ничего не объясняет, потому что наша богиня не только навещала дорогого усопшего или приносила ему цветы. Она по-прежнему заказывала ему подарки и украшения, надевала для него самые лучшие платья, часами пропадала в склепе, разговаривая с мертвецом, читала ему вслух новые книги и даже приводила музыкантов, чтобы они для него играли. В общем, никто не удивился, когда в день Гая Фокса – да, по-моему, именно в этот праздник с фейерверками – церковь отчего-то загорелась и сгорела дотла, включая склеп, где покоился часовщик. Богиня в это время была на каком-то придворном торжестве, которое никак нельзя было пропустить.
– Муж, само собой, в поджоге не участвовал, – заметила я.
– О, что вы, как можно подумать такое? Конечно же, не участвовал, у него было идеальное алиби, потому что он был с богиней. Само собой, втихомолку все говорили о том, что он приказал своим доверенным лицам поджечь церковь, потому что мания его жены стала совсем уж невыносимой.
– А дальше? – спросила я.
– Когда она узнала, что произошло, то ее безучастность всех поразила. Многие решили, что она окончательно избавилась от власти «этого колдуна», как его называли, но не тут-то было. Ночью она ушла из дома, и ее нашли на пепелище, там, где раньше находился склеп. Она копалась в золе и все что-то бормотала себе под нос. Ее вернули домой, но было уже поздно: она сошла с ума. Она прожила еще долго, очень долго, пережила и мужа, и сына, и даже кого-то из внуков и до самой смерти держала возле себя обгоревшую руку часовщика и оплавленный медальон, который нашла на месте пожара. Когда она умерла, руку и медальон похоронили с ней вместе, но ее потомки долго утверждали, что ее неприкаянный дух все еще бродит по комнатам замка и кого-то зовет. Вот такая странная и страшная была у нее судьба, но когда вы видите этот портрет, разве вам может прийти в голову, что у этой прекрасной горделивой дамы будет такой конец?
Я посмотрела на портрет. Холодное надменное лицо, румяные губы, пышный парик, тщательно выписанные тонкие пальцы – ни одного намека на драму, на грядущий душевный надрыв, на безумие и блуждание в бесконечном одиночестве, где ее собеседником было только собственное эхо. Всемогущий рок подстерег ту, которая мнила себя богиней, и нанес удар, от которого она уже не оправилась. Потому что только рок не промахивается никогда.
– А вы хорошая слушательница, Танечка, – неожиданно заметил Шарлахов. – Люди недалекие обычно начинают выспрашивать у меня, во сколько мне обошелся Гейнсборо. Я им даже начало истории о герцогине не успеваю рассказать.
– Наверное, она могла разминуться со своей судьбой, – пробормотала я, все еще глядя на портрет. – Если бы просто не встретила того человека.
– Философский вопрос – что важнее в нашей жизни, встречи или невстречи? – усмехнулся Шарлахов. – Лично я дорого бы дал, чтобы никогда не пересекаться с… с одним ангелом.
– А сколько вы дали Охотнику за то, чтобы он нашел меня?
– Сто, – не колеблясь, ответил он.
– Сто чего? – спросила я.
– Тысяч долларов, разумеется. Неужели вы могли подумать, что я стану расплачиваться с моими людьми монгольскими тугриками?
В последнем вопросе прозвучала лишь легкая ирония. Человек, менее владеющий собой, наверняка опустился бы до обыкновенной грубости.
– Это справедливо, – согласилась я. – Вполне справедливо.
Флибустьер улыбнулся. Я чувствовала, что мы с ним поймем друг друга.
– Честно говоря, – собравшись с духом, промолвила я, – мне бы тоже не помешали деньги.
– Я так и думал.
За подобным ответом могло скрываться все что угодно, но я не стала в тот миг вдаваться в подробности.
– Видите ли, – продолжала я, – я не стану притворяться, что я лучше, чем я есть, и произносить длинные тирады о том, что мы живем в материальном мире. По-моему, все это и так очевидно.
– В самом деле, лучше без тирад, – задумчиво кивнул Ипполит Сергеевич. Я машинально отметила про себя, что лицо у него некрасивое, но при этом дьявольски умное. – Сколько вы хотите?
– А сколько вы готовы заплатить? – быстро спросила я. – Дело в том… не поймите меня превратно, но мне почему-то кажется, что вы тот человек, с которым лучше не торговаться. Я не хочу, чтобы у вас осталось впечатление, что я пытаюсь вас… ну… ограбить.