Разбитое сердце королевы Марго
Шрифт:
А еще чьи-то слова, брошенные вскользь, что Маргарита стала невероятно красива.
Невероятно.
Он был удивлен, когда обратил свой взор к сестре, которую помнил робкой девочкой, то бледнеющей, то краснеющей, отвратительно неуклюжей. Куда исчезла она? Уступила место изящной девушке, столь прелестной, что все иные показались вдруг серыми, пустыми…
Нет, он вовсе не думал о запретной связи, как не думала и сама Маргарита.
Он снизошел до вопросов.
И слушал ее ответы. Смеялся над ее шутками. Был добр и ласков… она сама не заметила, как очаровалась им.
Когда все случилось впервые?
И что было тому виной? Крепкое ли вино, которое Маргарита пила неразбавленным? Ее собственное тело, предательски слабое, жадное до ласк и ласк лишенное… или же травяные отвары, что больше не помогали, но скорее наоборот, сильнее распаляли желание.
Она помнила круговерть бала.
И чей-то смех… и нежное прикосновение, от которого Маргарита вспыхнула. Помнила, как подобрав юбки, бежала по сумрачным коридорам Лувра. Она была дичью, а Карл – охотником.
Охоту он обожал.
Помнила дверь, которая распахнулась будто сама собой. И жадные горячие губы. Маргарита впилась в них, а после, найдя в себе силы отстраниться, шепнула:
– Ты любишь меня?
– Люблю… безумно люблю…
Безумием это и было, запретная, проклятая связь, которой суждено было начаться в одной из многочисленных комнат. И потом, после уже, утомленная, истощенная, Маргарита подумала, что этот грех ей долго придется отмаливать.
Карл же, казалось, вовсе не думал о грехах. Он упивался тем, что совершил, и когда Маргарита сказала, что было сие ошибкой – пусть внутренне она полагала иначе, – Карл лишь рассмеялся.
– Я король, – ответил он, – я вправе делать все, что только пожелаю…
А желал он свою сестру.
И желание это лишь росло день ото дня, словно она, Маргарита, очаровала его.
Вдруг да и вправду? Поговаривали, что сварила она тайное зелье, которым опаивала всех своих любовников, и оттого теряли они саму способность мыслить здраво, и жили единственно для Маргариты.
Эдуард стал следующим.
Он, прознав о связи своего старшего брата, едва ли не возненавидел его, того, который спешил отобрать все, что только дорого Эдуарду. И ревность, снедавшая его с того самого дня, когда именно на голову Карла возложили корону, окрепла.
Она, эта ревность, и толкнула похитить Маргариту.
Спрятать ее… ненадолго, всего-то на ночь, которая стала столь яркой, что проснулся Эдуард с пониманием, что не сумеет расстаться с сестрой. Она же не желала расставания ни с одним из братьев.
– Вам следует помириться друг с другом, – сказала она однажды, хитро усмехнувшись. – И я знаю как…
Что ж, это примирение доставило немалое удовольствие всем троим.
А матушка, до которой дошли слухи, вновь пришла в ярость, однако что она могла сделать против воли короля? Тот же, не желая расставаться со столь неутомимой любовницей, ко всему и прекрасной, запретил ей беспокоить Маргариту.
Матушка подчинилась с великой неохотой.
Зато, верно, из желания отомстить – а мстила она всегда с преогромной радостью – заговорила о замужестве Маргариты.
– Я не хочу замуж, – жаловалась Маргарита самому младшему из братьев, которого любила вполне искренне, поскольку был Эркюль лишен как и себялюбия Карла, полагавшего, будто весь мир создан единственно для его удовольствия, так и ревности Эдуарда. – Я не хочу уезжать отсюда…
– Но тебе придется. – Эркюль целовал сестру в щеку и робел при том. – Все женщины выходят замуж. Это неизбежно.
Маргарита и сама понимала, что рано или поздно, но матушка договорится, с португальцами ли, с испанцами… договорится и отошлет Маргариту прочь, чтобы не мешала она собственным, Екатерины, планам. Впрочем, будущее замужество не так уж сильно пугало Маргариту. Порой в том виделась возможность сбежать из золотой клетки Лувра, единым махом переменив собственную жизнь.
Избавиться от братьев, чье внимание уже стало утомлять Маргариту. Никогда-то прежде не отличалась она постоянством, и любовников предпочитала менять часто, находя в разнообразии особое удовольствие. Но вместе с тем Маргарита подозревала, что ни избранный матушкой супруг, ни люди его не проникнутся к ней любовью… и как знать, не лишат ли вовсе маленьких ее удовольствий.
– Ах, Маргарита… – Эркюль поцеловал ее в висок, и прикосновение губ его было нежным, трепетным. – Ты слишком обо всем беспокоишься. Матушка пока не приняла решения.
Он усмехнулся и, проведя пальцем по губам Маргариты, добавил:
– Поверь, это решение она примет еще нескоро…
К сожалению, Эркюль ошибся.
Впрочем, Маргарита его не винила, осознавая, что если кто и виновен в ее невзгодах, то исключительно ее собственная беспечность.