Разбитое сердце
Шрифт:
В церкви уже собралось много народа, и мы явились почти что последними. У меня не было возможности рассматривать всех собравшихся, но, входя внутрь, я заметила на задней скамье женщину, лицо которой показалось мне знакомым. Какое-то мгновение я не могла понять, кто это, a потом сразу вспомнила.
Это была женщина, которую я видела вчера вечером у дома дяди Эдварда. Я не могла ошибиться и не узнать это бело-розовое лицо, которое и сейчас было мокрым от слез, и снова задумалась о том, кем может быть эта особа и почему
Когда служба закончилась и гроб от алтаря понесли на ожидавший снаружи катафалк, мы последовали за ним по проходу. На кладбище должны были присутствовать лишь самые близкие друзья, и я узнала от Питера, что нам предстоит проехать на машине около шести миль.
Когда я последовала за гробом, Питер пересек проход и пошел рядом со мной. Дойдя до последнего ряда, я снова посмотрела на заплаканную женщину. Она провожала глазами гроб, который проносили мимо нее, и мне еще не приходилось видеть столь скорбного выражения на чьем бы то ни было лице.
Она была в черном, но несколько вычурном трауре, в кружевной блузке, с тремя нитками крупного и явно фальшивого жемчуга на шее. Я заметила также, что ее вьющиеся волосы под изящной, украшенной перьями небольшой шляпкой, были слишком уж светлыми, чтобы оказаться естественными.
Почему-то она показалась мне совершенно неуместной в этой церкви — быть может, с моей стороны слишком скверно думать подобным образом, потому что церковь принимает всякого, вне зависимости от положения и состояния, — но я просто не могу найти более подходящих слов, чтобы выразить свое впечатление от нее, — в церкви она смотрелась не на своем месте.
Я прикоснулась к руке Питера и прошептала:
— Кто это?
Он не услышал моего вопроса и переспросил:
— Что?
И только тут я поняла, насколько он потрясен.
Со стороны об этом невозможно было догадаться — разве что по выражению глаз. К этому времени мы уже вышли в притвор, и Питер торопливо повел меня к уже ждавшей машине через образовавшуюся толпу.
Я молчала все время, пока мы поехали. Присоединившаяся к нам Сибил все еще хлюпала носом в платочек, одновременно начиная делиться своими впечатлениями о тех людях, которых видела в церкви.
Это было вполне в ее стиле: не пропустить ничего достойного внимания, следуя по проходу за гробом. Среди упомянутых ею людей знакомых мне почти не было, посему ее замечания ничего не говорили мне.
Уже возле кладбища я спросила:
— А кто будет присутствовать при похоронах?
Питер назвал мне имена нескольких близких друзей, женщин среди них не было.
Тем не менее, когда гроб стали опускать в могилу, эта самая женщина появилась на кладбищенской дорожке.
В руках у нее был большой букет алых роз. Став за спинами прочих скорбящих, она на мгновение исчезла из моего поля зрения; но потом, пока мы стояли со склоненными головами, шагнула вперед
Я заметила, что Питер бросил на нее полный удивления взгляд, но тут она повернулась и быстро пошла прочь по той дорожке, по которой и пришла.
Когда мы вернулись в машину, я спросила Питера, кто эта женщина.
— Не имею представления, в первый раз ее вижу, — ответил он.
— Довольно простая, на взгляд, женщина, — уверенно проговорила Сибил. — Наверное, одна из прошлых симпатий нашего дорогого Эдварда, полагаю, их у него было немало — он был такой привлекательный мужчина.
— А мне кажется, нам важно знать, кто она такая, — сказала я.
Питер удивился:
— Важно? Почему?
Тут я вспомнила, что в присутствии Сибил мне следует воздержаться от излишних подробностей.
— Кстати, дядя Эдвард оставил завещание? — спросила я, меняя тему.
— Полагаю что так, — ответил Питер. — Более того, его адвокат в церкви спрашивал меня, в Лондоне ли вы, так что вы, вероятно, в нем упомянуты.
Я молчала до тех пор, пока мы не вернулись домой. И когда за Сибил захлопнулась входная дверь, повернулась к Питеру и сказала:
— Мне нужно повидаться с адвокатами дяди Эдварда, причем немедленно. Вы можете проводить мне?
— Нет, — ответил он. — Но к чему такая спешка? Мистер Джарвис свяжется с вами, если вы являетесь наследницей.
— Дело не в этом! — возмутилась я. — Вы что же, считаете, что мне нужно срочно узнать, что именно дядя Эдвард оставил мне лично?
— Но тогда зачем… — начал, было, Питер.
— Вот что, дайте мне адрес, и я все вам объясню, когда вернусь. — Я проговорила это холодным тоном, не сомневаясь, что вызову недовольство Питера.
Какая досада иметь дело с таким человеком, как Питер Флактон! Неужели он и впрямь мог подумать, что меня волнует, сделал ли дядя Эдвард меня своей наследницей или нет! Есть куда более важные вещи, в конце концов!
— Это «Джарвис, Джарвис и Вебстер», Ганновер-сквер, номер двести, — ответил Питер. — Но послушайте, Мела…
Я решила, что следует наказать его за то, что посмел подозревать меня в корысти, и потому решила оставить его в неведении в отношении моих мотивов.
— Могу ли я воспользоваться автомобилем? — перебила я его.
— Конечно, — ответил Питер, — но, может быть, вы сначала…
И вновь я оборвала его, не дослушав. Закрыв за собой дверцу, я сказала шоферу, куда надо ехать, и прежде чем Питер мог что-то еще сказать, мы оставили его стоящим на мостовой.
Адвокатская контора «Джарвис, Джарвис и Вебстер» оказалась в точности такой, какой я и представляла себе по прочитанным книгам контору английских солиситоров: мрачноватой и довольно унылой. Пожилой клерк сообщил мне, что мистер Джарвис не сможет принять меня, если только я не записалась заранее на прием.