Разбитые маски
Шрифт:
– Как, опять? Похоже, он перешел на новый виток! Оля, а ты не думаешь, что при таких условиях вам лучше расстаться?
«Конечно, думаю, – сказала она себе, слушая его голос и разглядывая рисунок обоев на стене. – Но что же будет дальше? Ведь ты, кажется, все забыл».
– Оля, ты меня слышишь?
– Приезжай, пожалуйста, – тихо сказала она. – Мне плохо одной. Живи здесь и больше не уходи… – Просьба далась ей с трудом. В сущности, это было завуалированное признание в любви.
– Олечка, сейчас лучше не надо… Мы оба под подозрением, и если я стану
«Мне все равно, как это будет выглядеть, что скажут люди, что подумает следователь. Главное, чтобы ты был рядом, а я перестала бродить вокруг телефона и ждать звонка».
– Илья, мы же невиновны! Это все равно выяснится! Я знаю, что ты не крал вещей, ты знаешь, что я их тебе не подкидывала! Не могут они засадить сразу двоих невиновных! Да к тому же у тебя алиби! Оно хорошее?
Мужчина невесело рассмеялся:
– Ты про него говоришь, как про мясо на рынке. Хорошее, плохое… Приемлемое.
– С душком? – также невесело улыбнулась она. – Но оно хотя бы настоящее?
– Спроси еще что-нибудь в этом роде. Самое время!
«В самом деле, – подумала она. – Это не телефонный разговор. Хотя разве нас должны прослушивать? Мы же не убийцы!»
– Где ты живешь, Илья? – настойчиво допытывалась женщина. – Или это тоже несвоевременный вопрос?
Он вздохнул:
– Да нет, я же не в бегах. Живу то здесь, то там. Сегодня ночевал на своей собственной квартире. Ты же знаешь, мне везде рады.
– А я-то думала… Знаешь, мне сегодня принесли странную телеграмму с адресом. Я решила, это ты прислал, а не подписался в целях конспирации.
Илья удивился и попросил продиктовать адрес. Услышав, задумался.
– Что-то я не представляю, где это, – сказал он. – Район, по-видимому, новый, страшная даль… И подписи нет?
– Нет. Странно, да? Выглядит как приглашение, только к кому?
– Надеюсь, ты не думаешь туда ехать? Это очень похоже на Иркины штучки.
– Да, она была вторая, о ком я подумала. Но если она рассчитывает, что я попадусь на столь явный крючок, значит, считает меня полной идиоткой.
– У нее все идиоты. Прочитай адрес еще раз, – попросил Илья. – Может, я туда съезжу, проверю, кто тебя приглашает в гости.
Она продиктовала ему текст телеграммы, назвала даже время отправления. Ее послали всего час назад.
– Следователь тебя больше не беспокоил? – спросил Илья. – Не звонил, не являлся?
– Нет. Знаешь, меня это даже тревожит… Такая неопределенность.
Он посоветовал довольствоваться тем, что есть. Грех жаловаться, если следователь утратил к тебе интерес.
– Собственно, с тебя и взять-то нечего, – заметил Илья, как ей показалось, с легкой завистью. – Ну, пустила меня переночевать, разрешила оставить сумку. Что там внутри – не знаешь. Вот и все твои грехи!
– Ну и что?! – перебила женщина. – Я не понимаю, как туда попал браслет! Ты же не возвращался к нам после того, как ограбили Ирину! Как бы ты мог положить что-то в сумку?! Значит, это сделала я? Или Витька?
– Глупенькая, а ключи-то? У меня
Илья добавил, что именно глупость всего происшедшего спасает его до сих пор от ареста, не иначе как следователю тоже многое кажется странным.
– Я не похож на клинического идиота, и он, к счастью, тоже. Надежда есть… Но слабая. – Он вздохнул. – И когда я вернусь в Германию, одному богу теперь известно. Кстати…
– Да?
– Нет, ничего. – Ей показалось, что он смутился. – Витька еще не признался тебе, где пропадал все эти месяцы?
Она покачала головой, хотя Илья не мог ее видеть. Нет, не признался. То, что было сказано о какой-то женщине, задело ее только рикошетом. Куда больнее ранило то, что Виталий был жив-здоров, находился в Москве и ни разу не позвонил. Это было все равно что гражданский развод, раз уж бывает гражданский брак. И если у него были на то веские причины, Ольге они остались неизвестны.
– Я до сих пор ничего не знаю, – с чистой совестью ответила она.
Илья помолчал, а потом сказал, что они скоро увидятся и, кто знает, может, все еще будет хорошо.
– Постараюсь тебе перезвонить, только закончу дела, – сказал он. – Нужно кое-куда съездить.
Мобильный телефон Екатерины Филимоновой был отключен. За день Самохин сделал несколько безуспешных попыток дозвониться. Домашний номер был поставлен на автоответчик. Приятный женский голос просил оставить сообщение, и он его оставил: назвался, попросил срочно перезвонить и дал свой номер. Когда в кабинет вошла Камилла, Самохин как раз раздумывал, не наведаться ли к Филимоновой домой. Адрес он уже узнал по номеру телефона. Даже если девушка жила одна, а квартира пустовала, можно было найти какую-нибудь зацепку.
– Нет, она замужем, – пояснила Камилла, когда он сообщил ей неутешительные результаты. – И наверняка отбыла на юг вместе с супругом. Они еще молодые, такие порознь не ездят.
– Неужели никто не знает, куда они поехали? Что, уехали дикарями, в никуда?
– А почему нет? Детьми обзавестись не успели, поженились-то недавно. Ничто их не обременяет. – Женщина достала сигареты и попросила разрешения закурить. – Вполне могли рискнуть, дело молодое. А вы найдите каких-нибудь родственников, вдруг те что-то знают. Только… – Она с наслаждением выпустила клуб дыма и спокойно добавила:
– Тут я ничем помочь не могу.
Женщина держалась приветливо и спокойно. Она охотно поставила подпись под своими показаниями, которые уже были отпечатаны. С улыбкой («Вот забавно, все как в кино!») подтвердила, что все верно записано с ее слов и никаких добавлений она сделать не хочет.
– Кстати, мне потребуются копии договоров, которые подписывал Русаков семнадцатого числа. Вы поможете их получить?
Камилла так же лучезарно улыбнулась, отнимая от губ красиво дымящуюся сигарету: