Разбитые звезды
Шрифт:
Где же объявление?
Разузнать, что случилось, можно наверху. Кто-нибудь да скажет богачам, что с кораблем. Иначе быть не может. Я обуваюсь, выбегаю из тренировочного зала и будто попадаю в другой мир. Если наверху все блестит и сверкает, а ноги ступают по мягким коврам, то здесь, внизу, все просто и без изысков.
Проходы, заполненные людьми, перекрещиваются и переплетаются, как лабиринт. Кто только не живет на нижней палубе: рабочие, которые по часам настраивают на корабле освещение и музыку; переселенцы в поисках новых колоний; путешественники, которые решили сэкономить на билете;
Лязгают металлические трапы, возгласы на Общем языке эхом отражаются от коридорных стен, и чем выше я поднимаюсь, тем реже слышу другие языки. Всем интересно, что случилось, но никто не знает наверняка.
На экранах, которыми увешаны стены и потолки, непрерывно мелькает реклама. Сквозь толпу я протискиваюсь к лестницам, ведущим на палубу первого класса, и прямо передо мной загорается трехмерная голограмма: женщина в ядовито-розовом костюме кошки радушно приглашает меня заглянуть в клуб в хвостовой части корабля. Я прохожу прямо сквозь голограмму.
У меня вдруг скручивает живот, будто от приступа космической болезни. Я замечаю, что дурно не мне одному: люди в толпе побледнели.
Космическая болезнь? Откуда? Я летал по Галактике на таких хлипких кораблях, что на них из-за шума двигателей не было слышно даже собственного голоса, – меня и то ни разу не вывернуло. Кажется, я перестарался на тренировке.
Я чувствую, как металлический пол в коридоре дрожит от топота бегущих людей. Но что-то все равно не так. Внезапно экраны вокруг замирают, песни и голоса за кадром обрываются, и коридоры заполняет женский голос.
– Вниманию всех пассажиров! В течение нескольких минут будут выключены гиперпространственные двигатели корабля. Данная процедура является частью плановой проверки рабочего состояния «Икара». Вы можете ощутить незначительные колебания. Во время проведения плановой проверки просьба сохранять спокойствие.
Ее голос звучит спокойно, но я не стал бы дважды повторять «плановая» в одном объявлении, если бы не хотел, чтобы люди что-то заподозрили. За два года космических путешествий я только однажды видел нечто подобное: полгода назад неподалеку от Эйвона. Тогда тоже выключили гиперпространственные двигатели, и кораблю, в котором все держалось на честном слове, удалось кое-как сесть.
Но это «Икар». Шикарный, новейший корабль, который в орбитальном доке построила столь влиятельная корпорация, что ей было под силу видоизменять планеты. Наверняка Родерик Лару убедился, что «Икар», несмотря ни на что, удержится в гиперпространстве.
Я бегу по коридору, не обращая внимания на то, что после тренировки ноги будто налились свинцом, и поднимаюсь по лестнице, держась одной рукой за перила, – на всякий случай. И не зря: на полпути я вновь чувствую «незначительные» колебания.
Корабль так сильно трясет, что дрожат пол и стены. Колебания усиливаются, у людей подкашиваются ноги, они кричат и хватаются за перила.
Безумие в толпе растет с каждой секундой; я проталкиваюсь к лестнице и мчусь со всех ног, чтобы поскорее добраться до следующего лестничного пролета. Там я прижимаю ладонь к сканеру, и дверь бесшумно открывается.
Я лечу на свою палубу по коридорам, полы которых устланы роскошными коврами. Палуба Лилиан Лару. Внутри толпятся люди – пассажиры выскакивают из кают и спрашивают друг у друга, что случилось. Сейчас не время останавливаться и глазеть на женщин одна другой краше в дорогих ночных сорочках, – мне надо бежать.
Когда я поворачиваю к своей каюте, тихую музыку в коридоре прерывают три резких сигнала тревоги. Снова звучит голос той женщины, только на этот раз в нем явственно слышится страх, хоть она и старается его не выдавать.
– Дамы и господа, пожалуйста, внимание. После выключения гиперпространственных двигателей мы столкнулись с трудностями, и в результате смещения гиперпространства «Икар» получил существенное повреждение. Мы сделаем все возможное, чтобы удержать корабль в гиперпространстве, а пока немедленно проследуйте к своим спасательным капсулам по световым указателям в коридорах.
В коридоре поднимается гул. Ясно как день, что эти люди разберутся в том, где их капсулы, если только те сами отвесят им поклон, представятся и предложат станцевать танго. В военном лагере нам при первой же возможности зачитывают правила безопасности и эвакуации, и я их четко помню. К ним привыкаешь после первой неучебной эвакуации, и таких в моей жизни уже было достаточно.
Мы, военные, всегда путешествуем с вещмешком: в нем лежит все необходимое, что пригодится для таких случаев. Правда, здесь толку от него никакого, разве что корабль приземлится на какую-нибудь планету. Но «Икар» устроен так, что в гиперпространстве может двигаться только по орбите. Если он окажется в поле гравитации, то не выдержит собственного веса, и его разорвет на части.
Я снова бегу по коридору к своей каюте, проталкиваясь сквозь толпу, которой все сильнее овладевает страх. Прислоняю ладонь к сканеру, захожу внутрь и хватаю вещмешок с крючка на двери. Этот обычный походный мешок остался у меня со времен, когда я был курсантом. На всякий случай прихватываю еще и куртку.
Мне нужно пройти три коридора по правой стороне, потом взять левее и идти дальше. Но безумие растет в толпе с каждой секундой, поэтому идти я буду долго. Я прохожу через первый коридор и оказываюсь возле двери, ведущей на обзорные палубы. Я заглядываю внутрь.
Я знаю, какой вид должен оттуда открываться – сейчас он совершенно другой. Звезды за экранами будто размыты; они подрагивают и потом вдруг становятся четкими.
Когда корабль летит в гиперпространстве, звезды кажутся смазанными полупрозрачными штрихами. Пару секунд звезды видно четко – белые световые точки, – а потом они снова расплываются. Я никогда не видел ничего подобного: такое ощущение, что «Икар» изо всех сил пытается удержаться в гиперпространстве, но ничего не выходит. Я точно не знаю, что случится, если корабль выпадет из гиперпространства, но уверен: ничего хорошего ожидать не приходится.