Разбитый шар
Шрифт:
— Шестьдесят баксов, — повторил он.
Не многовато ли за лачужку? Она показала ему фотоснимок, прикрепленный у зеркала туалетного столика. Домик стоял у самой реки, медленно несущей свои воды сквозь полузатопленные прибрежные кусты. На фотографии, опершись рукой на перила крыльца, стояла Патриция. На ней был шерстяной купальный костюм, она улыбалась, солнце светило ей в лицо.
— Это вы, — узнал он ее.
— Да. Мы раньше с братом туда ездили.
Потом она рассказала, что брат погиб во время Второй мировой войны.
Он спросил, нельзя ли взглянуть на хижину.
— Машина у вас есть?
Она развешивала белье во дворе
— Нет, машины у меня нет. Я с сороковых годов там не была. За домом один отцовский знакомый присматривал, тоже недвижимостью занимался.
Он повез ее в своей машине по прибрежному шоссе на север. Из Сан-Франциско они выехали в одиннадцать утра. В половине первого они съехали с дороги, чтобы пообедать. Это было у залива Бодега в округе Сонома. Они ели креветок в кляре, зеленый салат с овощами и пили пиво.
— Люблю морепродукты, — сказала она. — У нас всегда была какая-нибудь рыба. В Болинасе — молочное хозяйство, мой отец занимался этим бизнесом, пока не ушел в недвижимость. Мы ездили по ночам сквозь туман по Панорамной дороге в Сан-Франциско… Туман был такой густой, что ему приходилось открывать дверцу машины и смотреть на белую полосу — чтобы не свалиться с дороги.
Она произвела на него впечатление веселой, живой девушки. И еще он подумал, что она необыкновенно хороша. На ней была блузка без рукавов и длинная, чуть не до пят, юбка. Черные волосы были заплетены в две косы, в каждой по ленточке.
К двум часам они добрались до Русской реки. До этого они успели по дороге заправиться на бензоколонке и посидеть в придорожной закусочной, в доме из красного дерева с неоновой вывеской, где музыкальный автомат играл «Frenesi» [28] . Диванчики за столиками были забиты школьниками в белых хлопковых рубашках и шортах, поедавшими гамбургеры и пьющими кока-колу. Стоял жуткий гвалт. Они с Пэт пропустили по паре рюмок. Обоим было хорошо. Доехав до Гернвиля, что на Русской реке, они остановились в другой закусочной, тоже из красного дерева и с неоновой вывеской, и выпили еще. До хижины они добрались только к половине четвертого, и оба были уже сильно навеселе.
28
«Frenesi» — музыкальная композиция, первоначально написанная Альберто Домингесом для маримбы и затем адаптированная Леонардом Уиткапом и другими композиторами и ставшая джазовым стандартом.
Домик весь зарос сорняками и ежевикой. Одно из задних окон было разбито. Не так давно поднимавшаяся вода покрыла пол гостиной слоем ила. Сломанное крыльцо просело. Перил, на которые она опиралась на фотоснимке, не было. Дверь пришлось взломать — петли и замок заржавели, — и перед ними предстали разрушенные мышами и сусликами диван, матрасы и стулья. Успели тут побывать и воры — трубы от плиты были украдены. Электричество отключили, газа почти не оставалось.
— Господи, — вздохнула Патриция, выйдя на улицу и устремив взгляд на другую сторону реки. — Извините.
— За два-три дня можно все поправить, — сказал он.
— Правда? Картина ужасная.
Она бросила в воду камешек. На другом берегу плескались в воде дети, казавшиеся отсюда крошечными. На пляже загорали. Предвечерний воздух был горяч и сух. Рядом шелестели на
— Хорошо здесь, — сказал Джим.
Он разыскал лопату и убрал ил и мусор. При раскрытых окнах и дверях домик быстро проветрился. Пэт, орудуя толстой иголкой с ниткой, заштопала на скорую руку матрасы.
— Но что делать с плитой? Вы же не сможете ничего приготовить. Труб ведь нет, — беспокоилась она.
Его это уже не волновало. Теперь его волновала она.
— Трубы, наверное, можно будет найти, — сказал он. — Да и стекло для окон.
— Ну, как знаете.
На закате дня они пошли пешком в Гернвиль, поужинали там в ресторане, а потом просто сидели и пили пиво. К девяти часам уже ни он, ни она не могли сесть за руль, чтобы ехать обратно, в Сан-Франциско.
— Хорошо-то как, — сказал он, когда они вышли из ресторана.
По улицам разгуливала молодежь, подростки с ветерком проносились мимо в старых автомобилях, переделанных под гоночные. Ночной воздух ласкал кожу. Слева переливалась светом река. Казалось, она стоит на месте. Где-то в округе Сонома ее перегородили плотиной.
Пэт безмятежно брела рядом с ним.
— Мне здесь нравится.
Она успела переодеться в джинсы и, закатав их до колен, намочить свои гладкие, легкие ноги в реке. Она шла босиком.
— Не больно по камням идти? — спросил он.
— Здесь все босиком ходят, — ответила она.
И споткнулась, а он подхватил ее.
— Осторожней, — сказала она.
— А что?
Он оставил ее руку в своей.
— Кажется, я напилась.
— Мне тоже так кажется, — подтвердил он. — Кажется, мы оба напились.
Лежа на кровати с закрытыми глазами, Пэт спросила:
— Мы ведь тогда остались там на ночь? А свет уже был?
— Нет, — вспомнил он. — Все еще где-то коротило.
Проводку он починил на следующий день.
— Мы занимались любовью в ту ночь?
— Еще как занимались, — сказал он.
Она, чуть приподнявшись, потянулась за сигаретой.
— Куда же все это ушло?
— Ты виновата. И я виноват.
— Никто не виноват, — прошептала она.
Он взял у нее сигарету, которая, еще немного, и выпала бы у нее из пальцев на одеяло.
— Спасибо, — сказала она.
— А помнишь эту забегаловку в Тендерлойне [29] ? — вспомнил он.
— Где мы ели стоя? — подхватила она. — Потому что у них не было ни стульев, ни табуреток? Только стойка. Там еще портовые грузчики обедали — со складов и доков.
Она смолкла.
Ему вспомнились разные места, где они бывали. Магазинчик старых пластинок на Эдди-стрит, где старик-продавец суетливо разыскивал нужные альбомы, перезабыв, где у него что лежит, но при этом назубок зная сами записи. И те вечера, когда они, зажав в руках билеты на стоячие места, наперегонки с другими взбегали этаж за этажом вверх по лестнице оперного театра «Памяти войны», чтобы первыми добраться до перил.
29
Тендерлойн — один из центральных районов Сан-Франциско с богатой историей, пользующийся неоднозначной репутацией. Был известен большим количеством бездомных, бедностью, высокой преступностью. Вместе с тем в нем расположены многие гостиницы, рестораны этнической кухни, бары, клубы, живет много художников и писателей.