Разбитый шар
Шрифт:
На столе все остыло, доедать не хотелось. Он расплатился, вышел и, перейдя Гиэри-стрит, вернулся на станцию. Арт и Рейчел не шли у него из головы. В общем отделе он отметился в журнале рабочего времени. За последние годы нести все свои заботы к Пэт стало его привычкой. Вот и сейчас он стоял перед ее рабочим местом. Но все, что там обычно лежало, было спрятано в ящики стола, прибранного и опустевшего. Пэт ушла домой.
Неужели уже так поздно?
Он направился в одно из помещений в глубине станции, разложил наброски и продолжил приводить их в порядок к вечерней передаче. Среди записей был и рекламный текст Полоумного Люка с прикрепленными к нему шестнадцатидюймовыми дисками радиороликов, присланными от Люка. Он
Из акустической системы под проигрывателем раздалось:
— Хо-хо-хо-ха-ха-ха-хо-о-хи-хи-хи-хо-хо-хо-хо-о-о-о-о-о-о!
Джим закрыл уши руками.
— Итак, друзья, — объявил голос. — Все, как один, быстренько к Полоумному Люку! Во-первых, у него все по-честному — как нигде, а во-вторых, друзья мои, вы приобретете здесь автомобиль без сучка без задоринки, друзья, — в нем вы сможете сразу сесть за руль и смело выезжать на шоссе, и доехать, друзья мои, до самого Чи-ка-аго…
Он представил себе диктора из Канзас-Сити с широкой пустой улыбкой — с отвисшим подбородком и бессмысленно растянутыми губами. Искренняя интонация… Вера в полную чушь собачью. Ухмыляющаяся, пустая рожа из павильона смеха — несет бред и верит в него, несет и верит! Он протянул руку, чтобы поднять звукосниматель с пластинки.
— Ха-ха-ха, родненькие, — прорыдал голос, — это так, ха-ха: Полоумный Люк принимает старенькие о-хо-хо-нюшки и сразу же сажает вас в хи-хикушки, ха-ха!
«Ха-ха», — передразнил он про себя диктора, останавливая диск. Пальцы соскользнули, и звукосниматель проехался по мягкой пластмассовой поверхности; алмазная игла прорезала линию от наружного ободка к «яблоку». Ну вот. Диск был испорчен. Авария на производстве, сказал он про себя, слушая яростный грохот: игла продолжала терзать и кромсать этикетку, белые клочки ее посыпались на него и во все стороны.
3
Боб Посин был так рад заполучить в клиенты Полоумного Люка, что тем же вечером даром отдал одну ценную грампластинку фонотеки радиостанции «КОИФ», лежавшую у него дома.
— Я с удовольствием заплачу вам за нее десять баксов, — сказал Тони Вакуххи, сверяя номер на «яблоке» пластинки с листком бумаги, который он принес с собой. — Все равно не для себя беру, на кой мне эта классика! Это ведь для клиента. Все одно — продавать. В общем, нечестно как-то получается.
Тони зарабатывал на жизнь посредничеством, он был человеком светским, носил строгий деловой костюм, волосы зачесывал назад и смазывал бриолином, а синеющий подбородок припудривал. Делами Тони занимался по вечерам. Яркий блеск его хитиновых глаз притух и смягчился по случаю такого замечательного приобретения.
— Она досталась мне даром. Берите, — сказал Боб Посин и вложил пластинку в конверт, а затем в пакет.
Пластинка была пыльная и заезженная, ее проигрывали почти каждый воскресный вечер в программе на итальянском языке. Это была древняя запись «Che Gelida Manina» [7] в исполнении Джильи [8] , фирмы «Виктор».
7
«Che Gelida Manina» — ария из оперы Пуччини «Богема».
8
Беньямино Джильи (1890–1957) — итальянский тенор, один из выдающихся мастеров бельканто.
— Ну тогда лады, — согласился Вакуххи.
— Лады, — отозвался Боб Посин. У него было приподнятое настроение. — Как там Фисба?
— Ну и девчонка, скажу я вам! — ответил Тони.
Бобу Посину захотелось, чтобы в его торжестве
— Вы не знаете, что она делает сегодня вечером?
— Да поет она сегодня, в «Персиковой чаше» [9] . Хотите заехать? Можно к ней заглянуть. Правда, у меня дела, так что мне придется вас там оставить.
9
«Персиковая чаша» (Peach Bowl) — так называется еще и ежегодная футбольная встреча между лучшими университетскими командами региона («Чаша роз» (Rose Bowl) в г. Пасадине, шт. Калифорния, «Хлопковая чаша» (Cotton Bowl) в г. Далласе, шт. Техас, «Апельсиновая чаша» (Orange Bowl) в г. Майами, шт. Флорида, «Сахарная чаша» (Sugar Bowl) в Новом Орлеане и др.).
— Подождите, я рубашку сменю.
Он снял рубашку и извлек из комода чистую — розовую, с иголочки, ни разу не ношенную. Случай ведь особый.
Переодеваясь, он включил в гостиной радиолу «Магнавокс». Из динамиков полилась симфоническая музыка — шла музыкальная передача для ужинающих.
Тони Вакуххи, просматривавший журнал, взятый им с кофейного столика, сказал:
— Фисба записала тут пару пластинок для «Сандайэл», ну, этой фирмы на Коламбус. Смелые песенки, но не настолько, чтобы накликать неприятности — ну, вы меня понимаете. Может, принести их как-нибудь — для вашей программы популярной музыки?
— Спросите у Брискина, — ответил Боб, завязывая галстук.
— А то она бы и лично подъехала, — предложил Вакуххи. — Вы это практикуете? Вообще, ей бы на телевидение попасть. Вот это было бы дело, а?
— Нам бы всем туда попасть не мешало, — с чувством отозвался Посин. — Вот где настоящие деньги! Почему люди больше не слушают в барах живую музыку? Да по той же причине, по которой и мы сидим на своей независимой АМ-радиостанции не солоно хлебавши. Публика ведь как — включит себе «Я люблю Люси» [10] и довольна, что еще нужно этой тупой толпе? Подумайте только: иногда восемьдесят миллионов человек разом сидят и поглощают эту муть, лишь бы сбежать от реальности. Не хочу держать дома телевизор.
10
«Я люблю Люси» — самый популярный комедийный телесериал 1950-х годов; шел в 1951–1961 гг.
Музыка на радио смолкла.
— Увертюра «Ромео и Джульетта» в исполнении Лондонского филармонического оркестра под управлением Эдуарда ван Бейнума, — профессиональным голосом диктора объявил Джим Брискин. Последовала пауза.
— Понимаю вас, — сказал Тони Вакуххи. — Все, как один…
— Тише, — остановил его Посин, приглаживая волосы.
Из радиоприемника снова послышался голос Джима Брискина:
— Купив сегодня автомобиль у Полоумного Люка, вы получите отличную машину. Безупречное качество на долгие годы!
«Молодец, — подумал Боб Посин. — Хорошо у него получается».
— Полоумный Люк гарантирует, — твердо, четко и выразительно продолжал Брискин. — Отличную! Безупречное! Гарантирует! — и вдруг он задумчиво произнес: — Нет, больше не могу. Я читал это весь день, хватит.
Он произнес это, как бы разговаривая сам с собой.
— А теперь послушаем симфоническую поэму Рихарда Штрауса «Тиль Уленшпигель».
Тони Вакуххи нервно хохотнул:
— Вот так номер.
Снова зазвучала симфоническая музыка. Посин почувствовал сначала тепло, а потом и настоящий жар в затылке. Кожу у него на голове как будто припекло утюгом. Между тем он продолжал поправлять галстук и приглаживать волосы. Он не верил своим ушам.