Разбитый шар
Шрифт:
— Давайте попробуем, а там — видно будет, — по голосу Хейнза было понятно, что он уже принял решение. — Договорились, старина? Может, все как раз обернется в нашу пользу. В конце концов, сейчас это у нас самый серьезный рекламодатель. Оцените ситуацию в долгосрочной перспективе. Ну, покапризничает кое-кто из этих мелких модных рестораторов какое-то время… Но потом-то куда они денутся? Правильно, старина?
Спор продолжался еще какое-то время. Наконец Джим сдался.
Когда они прощались, Хейнз поблагодарил его за звонок:
— Рад, что вы посчитали нужным обсудить этот вопрос со мной, потолковать в открытую.
Джим положил трубку и продекламировал:
— У Люка преотли-ичные автомобили!
— Значит, все-таки в эфир? — спросила Пэт.
Он принес текст рекламы в студию и записал на пленку часть «2 А (эхо)».
3
«Ампекс» — фирменное название систем магнитофонной записи и принадлежностей к ним производства одноименной корпорации.
Не выключая запись, он принялся за почту. Сначала открытки от подростков с просьбами поставить что-нибудь из последних популярных песенок — он брал их себе на заметку для послеобеденной программы. Потом жалоба от одного общительного практичного бизнесмена — мол, слишком много камерной музыки в программе для ужинающих. А вот милое письмо от добрейшей старушки Эдит Холкам из Стоунстауна: она получает огромное удовольствие, слушая чудесную музыку, это замечательно, что благодаря их станции такая музыка продолжает жить.
Вот что гонит кровь по моим жилам, подумал он, откладывая письмо, чтобы оно было под рукой. Можно показать рекламодателям. Он занимался этим уже пять лет, старался жить только этим. Отдавал всего себя работе, своей музыке, программам. Своему делу.
В студию заглянула Пэт.
— Вечером ставишь «Фантастическую симфонию»?
— Да, собираюсь.
Она вошла, села в удобное кресло напротив него. Достала сигарету. Желтой искрой, язычком пламени вспыхнула в ее руке зажигалка. Его подарок трехлетней давности. Она положила ногу на ногу, шурша юбкой. Разгладила ее. Его бывшая жена. Их все еще связывало несколько тонких ниточек, вот, например, симфония Берлиоза. Он любил эту вещь с давних пор, и стоило ему услышать ее, как вновь оживали все старые запахи, вкусы, шорох ее юбки, как вот только что. Ей нравились длинные тяжелые яркие юбки, широкие пояса, блузки без рукавов, напоминавшие ему сорочки девушек с обложек исторических романов. Ее темные волосы легко ниспадали неприбранной массой, и это всегда шло ей. Ее нельзя было назвать крупной, весила она ровно сто одиннадцать фунтов. У нее были тонкие кости. Полые, как она однажды сообщила ему. Как у белки-летяги. Их объединял целый ворох таких сравнений — вспоминая их, он чувствовал что-то вроде смущения.
Они почти не расходились во вкусах — не из-за этого потерпел крушение их брак. Он никому не рассказывал о причине развода и надеялся, что она тоже молчит. Их история послужила бы плодородной почвой для служебных сплетен. Им хотелось детей — сразу и много, но дети не рождались; после консультаций с врачами выяснилось, что бесплодным оказался — кто бы мог подумать! — он. Но самым страшным было не это: Пэт возжелала прибегнуть к помощи метода, бесхитростно называемого «донорством». Он и думать об этом не хотел, и они разошлись. Совершенно серьезно, хотя и не без презрения к себе, не без ярости, он предложил ей найти любовника — роман на стороне, но с человеческими чувствами, казался ему не таким отвратительным, как научно-фантастическая затея с искусственным оплодотворением. Или взять и просто усыновить ребенка — почему бы и нет? Но ее увлекла идея донорства. Он решил, что она помешалась на возможности партеногенеза, девственного размножения, хотя такое объяснение не пришлось Пэт по душе. Так постепенно они перестали по-настоящему понимать друг друга.
Теперь, глядя на нее, он думал, что больше двадцати семи — двадцати восьми лет этой привлекательной женщине не дашь. И сразу бросаются в глаза те ее качества, которыми она его покорила. Она по-настоящему женственна, а не просто изящна, миниатюрна или даже грациозна — все это было в ней, но помимо этого он ценил в ней природную живость ума и души.
Сидя напротив него, Пэт сказала вполголоса:
— Ты понимаешь, что значит этот контракт с Полоумным Люком? Твоей классической музыке пришел конец. Он потребует музыку оуки [4]
4
Оуки (okie) — странствующий сельскохозяйственный рабочий (преимущественно из штата Оклахома); житель Оклахомы; уроженец Оклахомы. Первоначально слово «оуки» считалось только пренебрежительным прозвищем, но впоследствии, особенно после песни Мерля Хаггарда «Оуки из Маскоги» («Okie from Muskogee», 1969), жители штата сами стали называть себя так.
5
Рой Экьюф (1903–1992) — певец, автор песен, скрипач. Сын баптистского священника из штата Теннесси. Получил прозвище «Король музыки кантри». С 1938 г. стал еженедельно выступать в нэшвиллской радиопрограмме «Грэнд Оул Опри», позднее сам вел передачи. Во время Второй мировой войны был популярен среди солдат. В 1942 г. вместе с автором-песенником Ф. Роузом создал звукозаписывающую фирму «Экьюф-Роуз паблишинг», ставшую крупнейшей студией музыки кантри.
— Знаю, — ответил он.
— Может быть, нужно все-таки что-то предпринять?
— Что в моих силах, я сделал, — сказал он. — Высказал свое мнение.
Она встала и потушила сигарету.
— Телефон, — сказала она и плавно скользнула совсем рядом с ним в своем ярком наряде — ослепительная блузка, пуговицы по всей длине.
Как странно, подумал он. Когда-то его любовь к ней была делом праведным, а он сам — добродетельным супругом. А теперь это грех, даже думать об этом не смей. Время и близость, непоследовательность жизни. Он смотрел, как она уходит, и чувствовал себя одиноким, думал, что для него, пожалуй, и сейчас не все еще решено. Им до сих пор руководила надежда. За два года, с тех пор как они развелись, он не встретил ни одной женщины, которая могла бы сравниться с ней.
Мне никак не уйти от нее, мне все еще необходимо быть где-то рядом, думал он.
Вернувшись к пластинкам и письмам, он принялся набрасывать заметки к вечерней музыкальной программе.
2
В пять часов вечера закончилась его передача о популярной музыке для подростков. Обычно в это время он сразу шел в кафе через улицу и обедал там за столиком в дальнем углу, положив рядом с собой текст и заметки для вечерней музыкальной программы.
В этот июльский вечер, когда он закончил свой «Клуб 17», перед стеклянным окном студии, поглядывая на него, топталась группка подростков. Он узнал их и помахал рукой. Эти ребята и раньше приходили сюда. Парня в очках, свитере и коричневых брюках, с папкой и учебниками в руках звали Ферд Хайнке, он возглавлял клуб любителей фантастики «Существа с планеты Земля». Рядом стоял Джо Мантила, очень смуглый, коренастый, похожий на тролля. Его жирные черные волосы лоснились, и все в нем было каким-то засаленным: щеки, шея, мясистые неровности лица, старательно взращиваемый пушок усиков. Третьим был Арт Эмманьюэл, белокурый красавец с мужественным лицом, голубыми глазами и большими руками рабочего, одетый в белую хлопковую рубашку и джинсы. Первые двое все еще учились в школе «Галилео», а Арт Эмманьюэл, который был на год старше их, пошел, как сам рассказывал Джиму, в ученики к старому мистеру Ларсену, который держал типографию на Эдди-стрит, печатавшую приглашения на свадьбы, визитные карточки, а иногда брошюрки упертых негритянских сектантов. Арт был смышлен, говорил скороговоркой, а когда волновался, начинал заикаться. Все трое нравились Джиму. Выйдя из студии и направившись к ним, он подумал о том, насколько ему важно общение с ними.
— П-п-привет, — поздоровался Арт, — классная передача получилась!
— Спасибо, — сказал Джим.
Мальчишки несмело переступали с ноги на ногу.
— Ну, нам пора, — сказал Джо Мантила. — Домой надо двигать.
— А не многовато ли этих оркестровых телячьих нежностей? — бросил Ферд. — Может, ансамблей бы побольше?
— Пошли, — позвал его Джо Мантила. — Я тебя подвезу.
Ферд и Джо ушли. Арт остался. Он был как-то необычно возбужден, Переминался с ноги на ногу.
— А п-п-помните, как вы нам ра-разрешили посидеть в аппаратной во время п-п-передачи? — Он так и просиял. — Классно было.