Разборки авторитетов
Шрифт:
– Первое, что я сейчас сделаю, так это как следует попарюсь. Пацаны, я исчезаю.
Когда Модест ушел к себе в номер, Трубач предупредил Варяга еще раз:
– Держись, Владик, с тебя будет строгий спрос. Все может закончиться очень печально. А теперь я должен идти. Твой номер триста пятый. Размещайся. Начало ровно в семь… И держись, Владик, я с тобой, – как-то безрадостно ободрил Варяга Трубач и направился к выходу.
Глава 21
Развенчанный вор – это всегда бесчестие. Если на зоне законного могут пощечиной изгнать из семьи и понизить до мужика, то на воле чаще всего следовало самое суровое наказание. Как-то Медведь незадолго до своей смерти рассказывал Варягу,
Варяг из жизни уходить не собирался. Слишком он ее любил. Уходить красиво?! Чушь собачья! Мало еще пожил, многое еще нужно сделать.
Никогда, ни при каких обстоятельствах, ни по какому поводу Варяг не грешил сентиментальностью. Чрезмерная чувствительность в окружающих или в собеседниках или просто в отношениях мгновенно вызывала у него острую потребность все происходящее порушить, опрокинуть, вывернуть наизнанку. Это очень русское противоречивое свойство доставляло ему немало неприятностей, но побороть свою натуру он не мог, да и не считал нужным. Иногда ему казалось, что все это – лицемерие, что жестокие, равнодушные, деспотичные люди, как правило, чувствительны и сентиментальны.
Варяг страстно любил жизнь. Его злило, что он не в силах побороть в себе это простенькое чувство, что желание радоваться жизни посещает его все чаще и чаще, по мере того как у него стало налаживаться дело, возникли реальные возможности решать весьма серьезные вопросы, когда он ощутил силу, власть.
Варяг поднялся к себе в номер, действительно оказавшийся шикарным, бросил на кресло чемоданчик, снял пиджак, ослабил узел галстука. Было жарко. Он подошел к холодильнику, распахнул его. Ого! Какой отличный выбор – пей, не хочу. Плеснув в бокал виски с содовой и отхлебнув глоток, он задумался.
Трубач предупредил, мол, держись, Владик, с тебя будет строгий спрос. Н-да! Это кто же собирается спрашивать? У него, у Варяга? Лучше бы в России друг с друга построже спрашивали… Распустились. Не за идею гибнут, а за «металл». Сегодня посмотрим, с кого будет спрос! Кое-кто и не подозревает, что уже стал потенциальным покойником в законе! – нахмурился Варяг, опускаясь в глубокое кресло.
Он ехал в Америку не для того, чтобы решать личные проблемы. Два года он не покладая рук горбатился за идею. Принес в общак столько, сколько, может быть, все остальные из собравшихся сегодня, вместе взятые, не смогли дать. Жить по воровской правде не означает жить в России. Людское – оно везде. Он ведь не о собственной шкуре печется? Нет. Он в любой момент готов вернуться назад, если будет ясно, что в России он нужнее, что там он принесет больше пользы.
Кого они собрались судить?! Отвыкли ребятки, наверное, от прямого разговора? Придется им напомнить, что значит – жить «по правде». Лохов, телков, шестерок – как дерьма, немерено, а настоящих ЛЮДЕЙ – скоро днем с огнем не сыскать. Где-то он недавно прочитал: «Правда – это единственная женщина, которую никто не хочет видеть голой».
Варяг привстал, дотянулся до журнального столика, взял пачку сигарет. Закурил. Когда-то встреча с Медведем переменила всю его жизнь. Круто изменился и он сам. И не только внешне. Вот уже который год он пашет за идею. И все равно что-то, видать, не так.
А может быть, просто устал, набегался, лапы отбил? Да нет же! Нет!
Ясно же, что не в нем дело. Не только в нем.
По воровскому закону так: если можешь, не дай пропасть другому. Великая вещь. Ему помогали, теперь он помогает. Пусть спрашивают, он ответит… Ему прятать нечего. Он весь как на духу. Возможно, кто-то думает иначе, у кого-то есть свой взгляд на вещи. Что ж! Поговорим. Взвесим. Каждый думать должен, а не тупо следовать чужим решениям. В жизни все зависит от здравого смысла, от умения понимать обстановку. Быть независимым в принятии решений. Кто способен мыслить глубоко, с того и спрос особый. Кому богом дано, тот и в ответе.
Независимость – свойство более редкое у человека, нежели абсолютная смелость. Эта суть в людях куда важнее, чем сотня конституций. Быть всегда внутренне свободным и делать хорошо только то, что считаешь необходимым. Вот основное, вот в чем проблема. Независимость в суждениях часто мешала ему быть просто вежливым. А порою доводила его общение с твердолобыми или подонками до крайней ситуации, но он ничего не мог с собой поделать, как ни боролся с этим своим свойством.
И нынче он не изменился!
Лучше совсем не жить, чем делать то, во что не веришь. А он верит в идею. Не в коммунистическую. Не в какую-то там загробную. Не в демократию, нет. Он верит в воровскую идею, в людское благо. Что угодно можно кричать по этому поводу, но всмотреться получше, так получается – все воруют. Между прочим, у демократов хватательный рефлекс оказался ну просто-таки врожденным, а демократия стала дважды голубой мечтой, превратившейся в семнадцатом в кроваво-красную, а в восьмидесятые-девяностые в черный мутный беспредел.
И в Америке нет демократии. Потому что ее нигде никогда не было. И не будет! Сократ был прав, когда говорил, что мнение большинства – всегда зло. И зло – для самого большинства в первую очередь. Если бы большинство действительно могло управлять страной, то не нужно было бы правительства или президента. Кстати, и у правительства не было бы столько хлопот, если бы не народ со всеми своими противоречиями и прихотями.
Варяг смял в пепельнице сигарету, отхлебнул из бокала.
В России все уравнивается нищетой. В России всегда было стыдно быть богатым. А ведь нищета унижает человека. А богатство, деньги – это всего лишь дополнительные возможности. Если нет денег, всегда ощущаешь бесперспективность и бессилие. Чем больше денег, тем больше возможностей. У него, у Варяга, такие возможности сейчас появились. Но как с этим быть? Условно говоря, колоссальный общак нужно делить так, чтобы все жили хорошо и чтобы не было предательства. Ведь суть предательства не в том, что кто-то предал близкого человека, как считают многие. Человек не может торговать кем-то, чьими-то чувствами или эмоциями. Он может торговать только собой. Иуда не Христа продал, а себя – и всего за тридцать сребреников. Наверно, Иуде не воздавали должного – мало платили. Денег, должно быть, ему не хватало на жизнь. Христос в своих проповедях говорил, что надо делиться с ближним. А получается, что с Иудой-то не поделился своевременно. Или не захотел, так, что ли? А народ взял и распял Христа, и некому было за него заступиться. Но выходит, что народ разбойника пожалел, разбойник-то остался жив! Может, оно и в жизни так???
Варяг усмехнулся. Вон куда его занесло! Можно сказать, в философию, в религию ударился.
Вот взять Америку – страна религиозная. Каких только религий здесь нет. От самых высокоцивилизованных до самых диких – свобода! Но он не встречал такой религии, которая бы железной рукой смогла удержать человека от нарушения заповедей, хотя бы первой и главной заповеди: не убий! Где больше всего убийств? Судя по сообщениям в средствах массовой информации, в России и Америке. То есть в стране в основном атеистической и в стране в основном религиозной. Парадокс? Похоже, нет. У атеистов нет страха перед божьим судом, а у верующих есть идея божьего прощения, стоит лишь покаяться. Так что в любом случае можно перерезать глотку ближнему, не очень опасаясь кары небесной.