Разборки авторитетов
Шрифт:
И тут за спиной раздался страшный взрыв. Варяг едва удержался на ногах. Он оглянулся.
Секунду назад его машина была «Фордом», теперь разорванная на куски бесформенная масса годилась разве что как экзотический экспонат на выставку художников-авангардистов. Зрелище было то еще.
– Ни фига себе помочился! – процедил сквозь зубы Варяг.
Было очевидно, что взрывное устройство с запозданием сработало, когда он включил зажигание…
– Вот это антракт! – закончил он мысль вслух. А потом добавил: – И да здравствует пиво «Праздрой»!
Главное, Владик, теперь без вибра. Без суеты! – приказал он себе
Таксисту Варяг велел остановиться в километре от своей виллы. Расплатившись, он уже через пятнадцать минут был дома. Светлане решил ничего не говорить. Зачем пугать женщину?
– Владик, как дела? – встретила она его сияющей улыбкой, одетая в легкий полупрозрачный пеньюар, под которым легко угадывались соблазнительные округлые формы.
– Как сажа бела, – буркнул он, поцеловав ее в губы. – Устал чего-то. Жарко, пойду освежусь в бассейне.
На ходу сбросив с себя одежду, Варяг, не раздумывая, нырнул в прохладную, слегка голубоватую воду и минут двадцать без остановки плавал взад-вперед, пытаясь снять напряжение. Выбившись из сил, он выбрался из бассейна, укутался в мягкий махровый халат и расположился у воды в удобном шезлонге.
Солнце уже скрылось за горизонтом. День угасал, оставляя в сумерках облака, океан и горы.
Владислав Геннадьевич погрузился в раздумья. То, что случилось сегодня, не было неожиданностью.
Глава 3
Второй месяц Варяга не покидало дурное предчувствие. Вечерами тягостной казалась окружавшая тишина, а высокие, с красивой листвой деревья, что обступили дом, напоминали караульные вышки приполярной зоны. Ему мерещилось, что еще мгновение – и непрочную тишину сада рассечет рев бензопилы, а затем, подгребая под себя яркие цветы и жимолость, с шумом упадет одно из этих красивых деревьев.
Вот и сейчас Владиславу почудилось, будто за тесными рядами кустов в предвечерних сумерках он видит темные фигуры зэков, которые, о чем-то переговариваясь, неторопливо бредут в сторону дома.
Ворота почему-то оказались распахнутыми. Шли трое. В телогрейках. Входят и сразу начинают валить самое высокое дерево.
Он кричит, чего им надо?
Не слышат, видно, из-за шума пилы. А может, у него голос сел.
Опять кричит. Один подходит и ухмыляется. Виснет на нем крюком. Не то чтоб тяжело или больно, а как-то слишком плотно. Шею обхватил, кулак под подбородком, а сам щетинистой щекой о его лоб трется. Перегаром и гнилыми зубами изо рта несет. Страха еще нет, а вопрос есть: чего их сюда принесло?
– Нормально, – хрипит висящий на нем. – Ни хера тебе не сделается. Сейчас и они подойдут. Все получишь сполна, падла!
Ну вот, стены появились. Дырявые, из досок. А все-таки стены. И огоньки вдалеке замелькали. И опять все как-то сузилось. Барак? Да, похоже, барак. Неимоверной длины… Пошли нары. Люди копошатся. Где-то радио сипит – музыка.
Вдруг открылся высокий зал с колоннами, а там женщина. Голая. И ей лет сорок, фигура аппетитная. Лицо красивое. Но нейтральное. Рядом вывеска – «Властилина»! Он улыбается женщине через силу, обнимает ее, а она как будто не замечает. Может, разглядит наконец, кто он такой? Вот бы! И не собирается… А ведь это он с ней… Ну да ладно.
А зэк всей тяжестью повис и сильно сдавливает рукой шею.
– Погоди, – говорит он зэку, – у меня дела в «Хопре», ехать надо.
И вот они уже на каком-то тряпье. Печка горит железная. За деревянным, из кривых досок столом сидят урки, водку хавают из алюминиевых кружек. Картошка на газете.
– Посиди, посиди… – бормочет старый зэк. – Это тебе не Америка. Это тебе не Сан-Франциско.
И продолжает давить.
Вдруг стало страшно. Почему Америка? Узнали, что ли? Им ведь было сказано – Лондон. Такая конспирация была. Только Ангелу академик Нестеренко разрешил сказать. Неужто Ангел? Не может быть.
От печки жар сильный, приятно. Он глядит, на нем только майка – ни пиджака, ни рубашки.
– Люди! Пиджак украли!!!
– Да ладно… – вяло замахали руками зэки и поднялись расходиться. – Пиджа-ак! Где покупал-то? В Париже?
– Братишка, я же замерзну. У меня дела.
Народ разбредается.
– Дела у следователя, – бормочут.
Чего его понесло в этот барак? Надо что-то сделать. Идти надо. Рванулся – и соскочил с него человек, отвалился куда-то, пропал.
Но голому как идти? Схватил что-то с перекладины свисающее – пиджак! Не свой, конечно, а такой рабочий… пиджак-роба, что ли? Грязный, просаленный… Но куда деваться? Сунул руку в рукав, а из внутреннего кармана пачка денег торчит и пропуск, а на пропуске крупными буквами «МММ». Да, славно поработали. Ну, теперь на самолет и улететь. Сначала в Лондон, потом в Монреаль, а оттуда в Сан-Франциско. А то абсурд какой-то. Прямо сон. Быть не может.
Сам не помнит, как на улице оказался. Пригород, что ли? Не улица, а тропа под горою. Дома все на горе. Светятся тускло. К большому красивому дому дорожка. Рыжая глина. Пошел, попробовал. Скользко. Что ни шаг, все круче. Как на льду. Сейчас начнет руками хвататься. И начал. Все ладони в холодной рыжей глине и мелких острых осколках. Оглядывается, а внизу уже море и белый корабль в отдалении.
Дополз, до окна дотянулся и грязными ногтями в окно стукнул. И раз, и два, и три.
Мутно выглянул в окно мужик, а потом на крыльцо вышел.
– Вам кого, Владислав Геннадьевич? Путч закончился.
Какой ужас, не может вспомнить, кого ему надо!
Янай набычился.
– Мне нужен… мне нужен Нестеренко.
– Слышь! – крикнул Янай в глубину дома. – Нестеренко спрашивают, Егора Сергеевича.
Изнутри захохотали в два голоса – мужской и женский.
– Путч закончился. В Москве Нестеренко, – отозвался мужской голос.
Если в Москве, тогда в каком году? Он сам оттуда давно уехал…
А дом весь такой белый-белый. Но окна черные, опаленные…