Разбойник Чуркин. Том 1

Эта история произошла не так давно, каких-то полтораста лет тому назад – минута в историческом масштабе. На Диком Западе в эти годы вовсю орудовал знаменитый Джесси Джеймс, промышляли Буч Кэссиди и Санденс Кид, трясли чужие карманы Чёрный Барт и Мыльный Смит. Однако, что мы всё о Западе? А как вёл себя отечественный криминалитет в это тревожное, неспокойное время, когда весь цивилизованный мир только-только отошёл от Крымской войны и стремительно приближался к Франко-Прусской? Ростов-папа и Одесса-мама тогда еще

не образовали из себя сладкую криминальную парочку, и весь отечественный преступный мир сосредоточился в основном в двух русских столицах, причём лидировала Москва и ближнее Подмосковье. Именно там простой Богородский парень Вася Чуркин занялся своей преступной деятельностью и сколотил шайку отморозков, которые наводили ужас на подмосковные городки и посёлки. Причём, надо отдать ему должное – Чуркин не ограничился вульгарным гоп-стопом, а активно занимался фальшивомонетничеством, изобрёл такой прочно прижившийся у нас вид преступлений, как рэкет. Благотворительностью он не занимался, но активно облегчал капиталы зажиточной части крестьян: мироедов, кабатчиков и ростовщиков. Назвать его, правда, этаким «Робин Гудом» язык не поворачивается – Вася был мужик прижимистый, максимум на что могли рассчитывать деревенские мужички, с которыми он водил кампанию – разве что на ведро водки выкатит (сам он, кстати сказать, почти не пил, от чего и продержался на свободе относительно долго). Но на его стороне было и девственное, практически младенческое состояние отечественного уголовного сыска. Проявляя чудеса изобретательности и маккиавеллиевского коварства на ниве борьбы с инакомыслием, отечественный уголовный розыск 2-й половины XIX века демонстрировал миру свою почти полную беспомощность перед лицом вульгарных бандитов.

Будем самокритичны – в те годы герой Конан-Дойла ещё не изобрел дедуктивный метод, Ломброзо не осчастливил человечество классификацией преступных типов, а метод Бертильона пребывал во младенчестве. Поэтому следствие велось по-старинке. Не вооружённые научными достижениями сыщики того времени работали кто во что горазд – в те годы не изобрели ещё даже дактилоскопии! Оставалось надеяться на свидетельские показания и «царицу доказательств» – признание самого преступника!

Надо понимать и психологию русского крестьянина, который без году неделя как освободился от крепостной зависимости и не совсем понимал как это – быть свободным человеком? Благоразумие подсказывало, что на всякий случай надо слушаться вышестоящего начальства, а таковым в его глазах представал любой чиновничий или полицейский чин, да и местные крестьянские вожаки-старосты. Крестьян сгоняли на облавы, ловить вооруженных бандитов, не дав им самого элементарного вооружения, зачастую даже без всякого инструктажа. Им противостояли отпетые бандюганы без чести и совести. Кровожадность тогдашних бандитов отчасти можно было понять – только свидетель способен был припереть разбойника к стене, поэтому свидетелей преступлений, как правило, в живых не оставляли.

Сознавая несоразмерность сил своей маленькой уголовной армии в сравнении с полицейско-правовым аппаратом всей Российской империи, Василий Чуркин в считанные годы превратил свою шайку в самую настоящую ОПГ со своей полицией, агентурой, конспиративными квартирами и логистическим аппаратом. Однако силы оказались неравны; в итоге Чуркин и его команда были пойманы и получили долгую и постоянную прописку в Сибири, на Сахалине и в прочих каторжных уделах, на которые так щедра было Российская пенитенциарная система. Тем не менее память о нём не угасла. Во-первых российские СМИ того времени уделяли подвигам чуркинской шайки самое пристальное внимание. Когда же она оказалась разгромленной, за дело взялись историографы. Первым из них стал Николай Пастухов. Откопав в полицейских архивах многие тома протоколов и допросов, он сваял эпопею из пяти томов, которые вышли массовыми тиражами. Затем за дело взялись эпигоны. И в мир явился жанр боевика – классом ниже детектива, но отнюдь не менее увлекательный.

Николай Иванович Пастухов (1831–1911) родился в мещанской семье в городе Гжатске Смоленской губернии. Его родители были небогаты, и он не имел возможности получить хорошее образование. С детства будущий «основатель мелкой московской прессы», как называли его впоследствии, пристрастился к чтению, писал стихи. В юности его образование было ограничено умением читать и считать. Рано оставив учёбу, Пастухов сменил множество профессий: торговал в собственной лавке, служил на московском почтамте, выступал фокусником во время праздничных народных гуляний. Работал он и разъездным контролёром и поверенным по винным откупам.

В 1860-е гг. Пастухов начал писать корреспонденции в «Русские ведомости» и «Современные известия», а также для «Петербургского листка» – первого «малого» издания России, редактором которого был АА.Соколов. Здесь он публиковал «Письма из Москвы», имевшие большой успех. Его заметки любопытны, точны, кратки. За ним прочно закрепилось имя «первого репортера в Москве», а вскоре и «короля репортажа».

В 25-летнем возрасте Пастухов уехал в Москву, где, скопив денег, открыл пивную лавку на Арбатской площади. К числу завсегдатаев заведения относились будущий адвокат Фёдор Плевако и его однокурсники. Их разговоры стали основой для самообразования Пастухова: он начал читать те книги, что обсуждали студенты, и писать заметки

для «Современных известий» и «Петербургского листка» (там они печатались под рубрикой «Письма из Москвы»). Кстати Плевако же и подсказал Пастухову идею о собственной газете, а затем и вошёл впоследствии в число её постоянных авторов. В мае 1881 года Пастухов обратился к министру внутренних дел Николаю Игнатьеву с просьбой разрешить выпуск ежедневной газеты «Московский листок». Заручившись согласием и получив от знакомого купца «стартовый капитал», Пастухов открыл редакционную контору на Софийской набережной.

В 1881 г. Н.И.Пастухов начал выпускать собственную газету «Московский листок». Он первым из русских газетчиков стал ориентироваться на максимально широкий круг читателей – в основном малообеспеченных. Чтобы привлечь эту аудиторию, он даже печатал газету на самой дешёвой бумаге, пригодной для изготовления самокруток.

Газета, изначально рассчитанная на малоимущие слои, оказалась жизнеспособной, а сам Пастухов, как отмечалось спустя годы в его некрологе, был признан основателем жанра репортажа в российской журналистике. Несмотря на то, что фельетоны и беллетристика, публиковавшиеся в «Московском листке», вызывали недовольство в рядах интеллигенции, тиражи росли. В 1882 году Пастухов смог на личные средства построить типографию. К концу жизни он входил в число московских миллионеров.

«Это – яркая, можно сказать, неповторимая фигура своего времени: – скажет про него позже Владимир Гиляровский, – безграмотный редактор на фоне безграмотных читателей, понявших и полюбивших этого человека, умевшего говорить на их языке».

Став редактором «Московского листка», Пастухов начал дважды в неделю печатать на её страницах собственный роман в четырёх книгах «Разбойник Чуркин». Вместо фамилии он ставил подпись «Старый знакомый», но, по заверению Гиляровского, вся Москва знала, кто скрывается под этим псевдонимом.

С начала публикаций романа тираж газеты удвоился и затем продолжал расти. Первые три части книги «Разбойник Чуркин. Народное сказание» вышли в Москве в 1883 г., затем роман был продолжен и издан в Петербурге, в 1884 г., в пяти частях. [1]

Основной персонаж романа по мере развития сюжета всё больше приобретал черты народного героя. Несмотря на огромную популярность романа среди читателей, во многих газетах появились критические отзывы, авторы которых указывали, что описание похождений Чуркина развращает читателей, учит воровать и грабить. Это стало причиной недовольства генерал-губернатора Владимира Долгорукова, который вызвал автора и потребовал немедленно «удавить или утопить» Чуркина, пригрозив в случае неисполнения закрыть газету. В следующем номере деяниям разбойника пришёл конец [2] .

Что может сказать на это нынешний переиздатель книжки, давно пережившей свой век. Если бы это был и в самом деле настолько обветшалый и архаичный литматериал, вряд ли эта книга до сегодняшнего дня стоила бы таких сумасшедших денег – загляните в поисковик Яндекса – трёхтомник «Разбойника Чуркина» стоит по 1800–2000 рублей, и это нынешнее, современное издание, а оригиналы доходят до 8000-20000 руб за томик. В чём же состоит притягательная сила этой книги? Мне кажется, в том, что она очень просто и бесхитростно написана. В ней нет ни роковых злодеев, ни душераздирающих страстей, ни потусторонних видений, ни аристократических тайн, ни мистики, ни придворных интриг. А что же есть? Есть простой и повседневный быт наших простых русских людей, есть их пьянство и невежество. А ещё есть повальное хамство и воровство властей предержащих, всех этих исправников, становых, урядников, не брезгающих ни барской радужной соточкой, ни крестьянским трояком. И всё это описано до такой степени точно, верно и убедительно, что становится даже странным, как автору позволили книжное переиздание газетных фельетонов. Сдаётся мне, не сразу и позволили, поскольку для того, чтобы пристойно закончить дело пришлось еще добивать историю повестью Алексея Михайловича Пазухина, которой мы также завершим наше издание.

В итоге «народное сказание о Чуркине» вылилось в эпический роман из 5 томов в 1700 страниц. В чём же состоял секрет успеха этого бесхитростного народного романа-фельетона? В правдивом отражении жизни и прекрасном знании существующих реалий. И именно такая книга оказалась для властей предержащих страшнее обличительных романов новомодных тогда Толстого и Достоевского. Впрочем, на Руси исстари так повелось – ведь недаром сказано, что «поэт в России больше чем поэт»…