РАЗБОЙНИК ШМАЯ
Шрифт:
В доме Шмаи всё ещё чадила коптилка. Шмая сидел, облокотившись на стол, и грустно потягивал давно погасший окурок. Окно было завешено рваным одеялом, тишина лишь время от времени нарушалась глухими стонами жены, лежавшей в жару с мокрой тряпкой на голове. Глаза у Шмаи красные, усталые. Уж он и не помнит, когда спал. Жена дремала. Он поднялся и подошел к её кровати: ему показалось, что она стала легче, ровнее дышать. Он укрыл жену, стоял и смотрел на осунувшееся бледное лицо, на длинные тёмные ресницы. Вот она снова начала дышать
Шмая постоял ещё немного, погруженный в раздумье, потом погасил коптилку и прилёг на топчане, натянув на себя шинель.
Шмая не знал, сколько времени он проспал, но, раскрыв глаза, увидал, что жена стоит над ним и плачет:
– Шая, Шая, вставай скорее… вставай… Зажги огонь…
– Что такое, Фаня? Что случилось? – вскочил он в испуге.
– Прислушайся… В городе бог знает что делается… – дрожа проговорила она.
– Что ты, милая… Зачем ты поднялась? Разве можно тебе? – Он взял её за руку и довёл до кровати.
Нащупал в кармане спички, зажег коптилку и, прислушиваясь, стал успокаивать больную.
Снаряд с диким воем пронесся над самой крышей, вылетели оконные стёкла. Фаня упала на пол. Второй снаряд прогудел и разорвался, где-то поблизости, так что домишко вздрогнул, будто земля под ним качнулась.
Шмая поднял жену.
Где-то совсем близко слышна была стрельба из пулемета. Петлюровцы носились на конях по улочкам и поджигали дома. В окнах стало светло от пожара, к небу поднимались огромные языки пламени. То и дело раздавался издали гром орудий, и по улицам с диким криком бежали люди, ржали перепуганные лошади, оглушенные взрывами.
Ветер сорвал одеяло, которым было завешено окно, и комнату осветило зарево. Шмая схватился за голову и подбежал к жене.
– Фаня, дорогая, надо бежать!
Но она лежала неподвижно.
– Ну, не плачь, крепись, родная, видишь, что вокруг творится…
– Вижу, – едва проговорила она и подняла на него испуганные глаза.
Он никогда ещё не видел их такими большими и просящими, полными слёз и горя. Пересохшие губы раскрылись, и она прошептала:
– Обо мне не заботься… Я умираю… Иди, спасайся сам… Беги…
– Что ты говоришь? Что ты говоришь? Разве я тебя оставлю?
– Беги из этого ада, спасайся… Мне, видно, так уж суждено… Детей спасай… Где они?…
– Ты разве забыла? Детей увезли в приют. Им там хорошо будет.
Шмая с трудом сдерживал рыдания. По заросшим, давно не бритым щекам катились тяжелые, мутные слёзы.
Снова где-то недалеко упал снаряд, и от потолка отвалилась глина, коптилка погасла, а небо за окном стало багровым. Кровельщик схватил шинель, завернул в неё жену и, подняв её на руки, пустился бежать по улицам, сам не зная куда и зачем. Стрельба не прекращалась.
Шмая бежал в гору дворами, огородами. Вот он увидал кем-то оброненную винтовку. Сам не зная для чего, Шмая на минутку опустил свою ношу, поднял винтовку, надел её через плечо, потом снова взял на руки жену. Стрельба немного стихла, надо было где-то укрыться.
Люди бежали к большому каменному зданию синагоги, возвышавшемуся над краем Кривого яра и выглядевшему со своими глухими стенами, как забытая старинная крепость.
Когда Шмая добежал до синагоги, там было уже полно людей. В шуме нельзя было разобрать, что делают люди – молятся или плачут. Было тесно, душно, а люди всё прибывали и прибывали. Шмая с женой на руках остановился у дверей и крикнул изо всех сил:
– Что вы здесь застряли? От снарядов эти стены не спасут. Бандиты близко. Погибнете!
Народ притих. Все оглянулись на заросшего, взлохмаченного кровельщика, державшего на руках больную жену.
– Новый спаситель объявился! Кто это там командует? – послышался чей-то сердитый голос.
– Это разбойник Шмая!
– Нашелся советчик! – произнёс кто-то презрительно.
– Шмая, куда бежать?
– В лес!
– В лес? Рехнулся… В такой дождь, с малыми детьми…
– Не слушайте его! Доставайте свитки торы, будем молиться!
– Надо просить милости у всевышнего!
Снова послышалась стрельба.
– Идемте в лес! – крикнул Шмая не своим голосом и выбежал на улицу.
– С ума сошел! – раздалось несколько голосов. – В такое тревожное время тащит нас в лес…
– Люди, бегите в лес! – уговаривал он.
– Шмая – бывалый солдат, он лучше нас понимает…
– В лес!…
– Разбойник рехнулся!…
– Не слушайте святош, давайте за мной! Снаряд угодит, и здание рухнет. Нельзя здесь оставаться! – кричал он.
– Выкресты! Изверги!…
Когда Шмая обернулся, он увидел, что люди бегут следом за ним. Останавливались, переводили дыхание и бежали дальше. Казалось, само местечко, охваченное пламенем, гонит этих людей к лесу. Теперь люди и сами старались держаться поближе к кровельщику. И он, измученный, вспотевший, с больной женой на руках, казался теперь единственной опорой. Людей на дороге становилось всё больше. Шли одиночки, целые семьи.
В лесу вздохнули свободнее. С ужасом глядели издали на горевшее местечко.
– Город горит! Горе наше…
– А холод какой, дождь. Погибнуть можно! – говорили люди, прижимаясь друг к другу.
– Дети замёрзнут…
– Какой чёрт затащил нас сюда?!…
Шмая сгрёб груду листьев, положил на них жену, укрыл, как ребёнка, шинелью. Кто-то накинул на неё одеяло. Шмая прислушивался к её дыханию. Ему казалось, что она хочет ему что-то сказать, но не может.
– Фаня… – стал он её тормошить. – Крепись, родная!
Вдруг донесся громкий плач и крики. Толпа людей приближалась к лесу.