Разбойник
Шрифт:
Вдруг, человек ожил. Рука метнулась к ближайшей птице и крепко ухватила ее за крыло. Птичка отчаянно забилась, пытаясь освободиться, но крепкие зубы человека уже впились в ее грудь. Прохор с урчанием выдирал куски мяса из трепыхавшейся плоти, проглатывал, почти не жуя. Стая ворон, взмыв ввысь, видя гибель сородича, кружила над берегом, громкими криками выражая сове возмущение таким оборотом событий.
Сожрав птицу вместе с костями, Прохор, шатаясь от усталости поднялся на ноги, осматриваясь в округе. Он был один на пустом, безлюдном берегу. Удовлетворившись осмотром, он вытащив шнурок из портов, стал
Вскоре, у новгородца уже имелось длинное удилище с леской, подаренной князем, и крючком. Наловить рыбы для бывшего ушкуйника — плевое дело. Прошка утолял голод, поедая пойманную рыбку живой, вместе с чешуей. Утолив первый голод, новгородец отправился вдоль берега, предварительно подобрав здоровенную палку, за неимением лучшего оружия. Дубина — не сабля и не меч, но все-таки, хоть что-то. Не с голыми же руками идти. А путь для пешего предстоял не близкий. До устья Дона, как… (ну, сами знаете как…)
Пробирался Прохор таким макаром несколько дней, питаясь рыбой, раками. Один раз повезло, сбил камнем непуганую птичку, и сожрал ее с превеликим удовольствием.
Однажды, к вечеру, новгородец вышел на людей. Он долго наблюдал за ними издали, все не решаясь подойти, но запах варева в котелке постепенно сводил мужика с ума, живот реагировал утробным рычанием, непримиримо требуя пищи. Наконец решившись, Прохор медленно подошел к костру с поднятыми в верх руками, демонстрируя миролюбие, дубину свою он оставил в кустах.
Появление чужака всполошило сидящих у костра, все они повскакивали со своих мест, обнажая оружие, которое держали рядом. Кряжистый, седовласый предводитель отдал отрывистую команду, и парочка человек растворилась в ночи, проверяя есть ли кто еще рядом. Дождавшись их возвращения, предводитель успокоился, жестом приглашая остановившегося в нескольких саженях чужака к огню. Прохор не испытывал трудностей общения с незнакомцами. Часть из них говорила по-татарски на плохо знакомом Прохору диалекте, остальные общались между собой по немецки, но одеты были как степняки.
Оказалось — аланы [40] все еще обитающие в Крыму. Конечно, язык этот сильно отличался от того, на котором говорили в Европе, но понять о чем ведут речь — вполне можно.
Предводитель степняков говорил со своим помощником, как две капли воды, походившим на него на фряжском наречии. Родичи — не иначе. С остальными своими людьми, он общался на их языке. Прохор быстро просек, что за гусь этот купчина — жид.
Новгородца накормили, напоили, и дали овчинный тулуп. За едой, Прохор поведал свою нехитрую историю, придуманную на ходу. Отстал от своих, уснув пьяным на берегу, отойдя подальше по нужде, где его и сморило, а утром товарищи не нашли его, и видно не стали дожидаться — уплыли.
40
самоназвание —
Хаим, так звали купца, посочувствовал урусу, и пообещал помочь в его горе. Он утром отправляется назад в Тану, дела свои он уже закончил, так что урусу повезло в том, что он встретил старого Хаима. Будь Прохор повнимательней, он бы наверняка заметил недобрые улыбки на лицах степняков, но вино, голод и усталость сделали новгородца невосприимчивым к окружающему, глаза Проши слипались и поблагодарив купца за угощение, Прохор отправился на боковую, завалившись на кошму прямо тут же, у костра.
Проснулся новгородец со страшной болью в голове, во рту все пересохло, словно внутри глотки полыхал нешуточный пожар. Страх как хотелось потянуться, размять затекшие члены, но не тут-то было… Он был связан. Прохор, осознав это, тут же выразил свое возмущение громким матом, посылая страшные проклятья на голову обманщиков. Так продолжалось не долго. Кому-то надоели вопли пленника, и Прохор получил свою порцию люлей, а еще ему, особо не церемонясь, засунули в рот деревянный кляп.
Через какое-то время четверо мужичков вытащили из кустов лодки, спрятанные так искусно, что Прохор их даже не заметил. Он еще вчера сидел в этих самых кустах, наблюдая за незнакомцами.
Погрузив товар на лодки, флотилия отчалила от берега. Товар весь у купца специфический — двуногий. Старый Хаим разменял шестой десяток лет, и твердо знал, что самое выгодное дело — это торговля живым товаром. Мук совести он не испытывал. Даже этот глупый урус, столь наивно отдавшийся в руки работорговца не может упрекнуть Хаима во лжи. Он обещал доставить уруса в Тану? Так доставит! А вот в качестве кого — про то разговора не было.
Глава 7. ТАНА
Шел второй день их пребывания под видом русских купцов в Венецианской фактории Тана. Когда-то, еще почти совсем не давно, город был намного крупнее и богаче, но Тимур сравнял Тану с землей. Шло время, венецианцы — упорные трудяги, восстановили стены крепости и разрушенные дома. Население фактории, по местным меркам, все еще довольно велико, но раньше, понятно дело, в фактории проживало народу гораздо больше. Восточные товары в последнее время пошли иным путем на Запад, но значении фактории для Венеции все еще оставалось велико. Потому крепостные стены венецианцы восстановили быстро, истратив на это значительные суммы. Но посада в городе не было. Это удивительно.
Городские ворота тщательно охранялись, и выйти или войти в город по своему желанию не представлялось возможным, нужно было получать разрешение консула.
Лука убедившись, что все прибывшие разместились на русском подворье, отпросился у князя погулять по окрестностям. Труднее было получить разрешение на выезд из Таны, но серебро справилось с этой проблемой. Получив письменное разрешение, воевода забрал с собой полдюжины человек и отправился исследовать рукава Дона. Они с князем обнаружили несоответствие в его чертеже и чертеже Луки. Предстояло выяснить как все обстоит на самом деле, авось пригодиться. По старинке, воевода вел записи описывая места и удобные места для возможных засад. Кулчук, как обычно, с парнями шастал по городу в поисках развлечений. Оно понятно — дело молодое.