Разбойники
Шрифт:
Чтить богов, копье и лук направит,
Если дикий Ксанф* тебя умчит?
Старик Моор. Что за чудная песнь, дочь моя? Ты споешь мне ее перед смертью.
Амалия. Это прощание Гектора с Андромахой. Мы с Карлом часто певали эту песнь под звуки лютни.
Милый друг, копье и щит скорее!
Там, в кровавой сече, веселее...
Эта длань отечество спасет.
Власть богов да будет над тобою!
Я погибну, но избавлю Трою.
Но с тобой Элизиум* цветет.
Входит
Даниэль. Вас спрашивает какой-то человек. Он просит принять его; говорит, что пришел с важными вестями.
Старик Моор. Мне в целом свете важно только одно... Ты знаешь что, Амалия. Если это несчастный, нуждающийся в помощи, он не уйдет отсюда без утешения.
Амалия. Если это нищий, впусти его поскорей.
Даниэль уходит.
Старик Моор. Амалия! Амалия! Пожалей меня!
Амалия (поет).
Смолкнет звук брони твоей, о боги!
Меч твой праздно пролежит в чертоге,
И Приамов вымрет славный род.
Ты сойдешь в места, где день не блещет,
Где Коцит* волною сонной плещет:
В Лете* злой любовь твоя умрет!
Все мечты, желанья, помышленья
Потоплю я в ней без сожаленья,
Только не свою любовь.
Чу! Дикарь опять уж под стенами!
Дай мне меч, простимся со слезами:
В Лете не умрет моя любовь!
Франц, переодетый Герман, Даниэль.
Франц. Вот этот человек. Он говорит, что привез вам страшные вести. В состоянии ли вы его выслушать?
Старик Moop. Для меня существует только одна весть. Подойти ближе, любезный, и не щади меня. Дайте ему вина.
Герман (измененным голосом). Сударь, не лишайте бедняка ваших милостей, если он против воли пронзит вам сердце. Я чужой в этих краях, но вас знаю хорошо. Вы отец Карла фон Моора.
Старик Моор. Откуда ты это знаешь?
Герман. Я знал вашего сына.
Амалия (вскакивая). Он жив? Жив? Ты знаешь его? Где он? Где? Где? (Срывается с места.)
Старик Моор. Ты знаешь что-нибудь о моем сыне?
Герман. Он учился в Лейпциге и оттуда исчез неизвестно куда. По его словам, он босиком и с непокрытой головой исходил вдоль и поперек всю Германию, вымаливая подаяние под окнами. Пять месяцев спустя снова вспыхнула эта злополучная война между Пруссией и Австрией, и так как ему не на что было надеяться в этом мире, то он дал барабанному грому победоносного Фридриха увлечь себя в Богемию. "Дозвольте мне, - сказал он великому Шверину*, - пасть смертью храбрых: у меня нет более отца!"
Старик Моор. Не смотри на меня, Амалия!
Герман. Ему вручили знамя. И он помчался вперед по пути прусской славы. Как-то раз мы спали с ним в одной палатке. Он много говорил о своем престарелом отце, о счастливых днях, канувших в прошлое,
Старик Моор (прячет лицо в подушки). Молчи! О, молчи!
Герман. Восемь дней спустя произошла жаркая битва под Прагой. Смею вас уверить, ваш сын вел себя, как подобает храброму воину. Он совершал чудеса на глазах у всей армии. Пять полков полегло вокруг него - он все стоял. Раскаленные ядра сыпались частым градом - ваш сын стоял. Пуля раздробила ему правую руку - он взял знамя в левую и продолжал стоять!
Амалия (с восторгом). Гектор! Гектор! Слышите? Он не дрогнул.
Герман. Тем же вечером я снова натолкнулся на него. Вокруг свистели пули, он лежал на земле, левой рукой стараясь унять льющуюся кровь, правой впиваясь в землю. "Брат, - крикнул он мне, - по рядам прошел слух, что наш генерал уже час как убит".
– "Да, он пал, - ответил я.
– Ты ранен?" - "Как храбрый солдат, - вскричал он, отнимая левую руку от раны, - я иду за своим генералом". И его великая душа отлетела вослед герою.
Франц (яростно наступая на Германа). Да прилипнет твой проклятый язык к гортани! Или ты явился сюда, чтобы нанести смертельный удар нашему отцу? Отец! Амалия! Отец!
Герман. Вот последняя воля моего покойного товарища. "Возьми, этот меч, - прохрипел он, - и отдай моему старому отцу; кровь его сына запеклась на нем. Отец может радоваться: он отомщен. Скажи ему, что его проклятье погнало меня в битву, навстречу смерти. Скажи, что я умер в отчаянии!" Последний вздох его был: "Амалия!"
Амалия (словно пробудившись от мертвого сна). Его последний вздох был: "Амалия!"
Старик Моор (с воплем рвет на себе волосы). Мое проклятие убило его! Он умер в отчаянии!
Франц (бегает взад и вперед по комнате). О! Что вы сделали, отец! Карл! Брат мой!
Герман. Вот меч и портрет, который он снял со своей груди. Точь-в-точь эта барышня. "Это моему брату Францу!" - прошептал Моор. Что он хотел этим сказать, я не знаю.
Франц (с удивлением). Мне - портрет Амалии? Мне... Карл... Амалию? Мне?
Амалия (в гневе подбегает к Герману). Низкий, подкупленный обманщик! (Пристально смотрит на него.)
Герман. Вы ошибаетесь, сударыня! Взгляните, разве это не ваш портрет? Вы, верно, сами его дали ему?
Франц. Клянусь богом, Амалия, это твой портрет! Право же, твой!
Амалия (отдавая портрет). Мой, мой! О боже!
Старик Моор (с воплем раздирает себе лицо). Горе, горе мне! Мое проклятье убило его, он умер в отчаянии!
Франц. И он вспомнил обо мне в последний трудный час кончины! Обо мне ангельская душа! Когда черное знамя смерти уже реяло над ним - обо мне!