Разбуди меня к августу
Шрифт:
– О, ничего себе, ты видел, что этот дом отреставрировали? Красиво! Это какое-то старое строение, ему чуть ли не сотня лет!
– Не видел, – я бросил взгляд на светло-коричневое здание. – Действительно, симпатично.
– И почему сейчас так не строят? – она возмущалась, но тем же восторженным голосом. – Красиво же – эти арки с лепкой, полукруглые окошки, и у каждого дома будто свой характер. А сейчас стекло, стекло и кривые стены! Вон, глянь, впереди торговый центр, ни одной прямой линии!
– Потому что это тоже симпатично, – улыбнулся я. – И через сто лет, когда его отреставрируют,
– О-о, точно! – согласилась Октябрина. – С этой стороны я не думала. И правда, симпатично! Но что ж криво-то так?..
– Ты где-то учишься или работаешь? – я вспомнил, что вообще ничего о ней не успел выяснить.
– Поступила на бухгалтера, родители говорят, что с такой профессией не пропадешь. Но понимаю, что это не мое. А на самом деле я мечтаю стать моделью.
– Ты – моделью? – я безудержно расхохотался.
Она обиделась – насупилась, руки на груди сложила:
– А что такого? Я худая!
Никто не мог бы это оспорить:
– Это да, даже немного слишком. Зато ростом не вышла. Хотя… знаешь, в фотомодели и коротышек берут. А лицо у тебя – как это называют профессионалы? – фактурное? Или наоборот, нефактурное… короче, такое, которое под любой показ подходит.
– Имеешь в виду, что на нем нарисовать можно что угодно?
– Ну, я хотел выразиться мягче. Кстати говоря, у матери есть знакомые из модельных агентств – если хочешь, могу с ней переговорить. Глянут на тебя хотя бы, посоветуют, в какую сторону двигаться. Хоть что-то полезное выйдет из нашего тупого знакомства.
Она глубоко задумалась, но потом неуверенно качнула головой:
– Да нет, не надо, сама попытаюсь.
– Сама? Я не очень в курсе ситуации, но, по-моему, даже банальные модельные курсы денег стоят. И уже твой ремень тонко намекает, что ты вряд ли можешь раскидываться средствами.
– Нет на мне ремня!
– Так и я о том, – мне нравилось, как она эмоционально реагирует на любые повороты беседы.
Октябрина снова подумала перед ответом:
– Все равно пока не надо. Потом, если у меня самой ничего не выйдет и мы будем продолжать дружить.
– А мы уже дружим?
– Почему бы и нет? Вижу, что ты абсолютный потеряшка космического масштаба. А я тебя спасу – считай, тебе достался главный приз в моем лице. Наверное, это подарок за что-то хорошее!
Да, подарок за хорошее, десять из десяти. Если буддисты правы, тогда есть шанс, что в последний раз я делал что-то хорошее в прошлой жизни. Наверное, я в ней был каким-нибудь национальным героем, раз в этой получил буквально все: деньги, смазливое лицо и сессию, сегодня сданную. То есть ко всем остальным дарам, еще и не кретин. И дополнительный подарок в виде смешной рыжухи прилетел, откуда не ждали. Тогда все сходится – подписываюсь под правотой буддистов, эта их реинкарнация стопудово работает…
– Ты о чем опять задумался? Сам за собой не замечаешь, что ведешь себя как будто все еще под колесами? Май, сворачивай к торговому центру – вон там место свободное на парковке.
Повернуть-то я повернул, но решил сразу осадить:
– Если у тебя с собой нет карты, тогда закатай
Она отмахнулась и выбежала на улицу, едва автомобиль притормозил. Я вышел следом и направился за ней, торопимый, как будто мы куда-то опаздываем. Октябрина проскакала мимо центрального входа, но я не успел спросить куда – она сама объяснила, в очередной раз обернувшись:
– Там пацаны на гитарах играют! Они прошлым летом тут тусовались – я их помню!
– И че?
– И ниче! – разозлилась она.
Музыканты, тренькающие на гитарах довольно слаженно, свою главную фанатку, по всей видимости, не узнали. Но она положила прибор на общественное мнение и начала тихонько подпевать, когда один из них чистым голосом затянул какую-то старую рок-балладу. На второй же песне девушка беззастенчиво приплясывала. Мне, откровенно говоря, было неловко топтаться здесь, наблюдать за ней и притворяться столбом, чтобы нас в знакомстве никто не заподозрил. Особенно гадостно стало, когда самый молодой пацан со шляпой начал приближаться к зевакам. Октябрина простодушно развела руками – жест, понятный любому продавцу, в переводе на человеческий означающий: «Денег нет, но вы держитесь». Но паренек ей только кивнул с улыбкой – вероятно, она танцами за представление и расплатилась – и шагнул ко мне. Еще и эта глазастая уставилась на меня в ожидании реакции. Я вытянул из джинсов какую-то мелочь – сдачу с воды, рублей двадцать, кинул в шляпу и понадеялся, что на этом позорище окончено.
Октябрина подскочила, как всегда довольная, подхватила меня под локоть и потащила обратно. А может, это она на ЛСД сидит? Ну не объяснить же ее поведение и бесконечный восторг чем-то менее химическим. Я не выдержал:
– Вообще-то, я никогда не даю попрошайкам. Дело не в том, что мне жаль, а в самом принципе. Это как с бездомными собаками, которых нельзя прикармливать.
– Какие же они попрошайки? – заглянула она мне в глаза снизу. – Знаешь, сколько лет надо учиться, чтобы так играть? Это труд – и ты им платишь за труд, а не просто так! Ну, и за удовольствие, конечно.
– Твое удовольствие, – я конкретизировал.
– Пусть мое! А от моего хорошего настроение твое сделается… м-да, максимум средненьким, ибо ты безнадежен. Мог бы и не платить, раз увешался идиотскими принципами! Кто ж знал, что тебя нельзя показывать приличным людям?
Мы снова ехали по центральной улице, а рассматривать здания мне надоело еще до остановки:
– Мы куда двигаемся-то? Или просто будем кататься, пока бензин не закончится? А потом заправимся и продолжим кататься?
– Поехали на мост, – предложила она, пожимая плечами.
– Зачем?
– В жару логично перемещаться к воде.
Мне было все равно, в каком месте продолжать это бессмысленное путешествие.
Железнодорожный мост был большим, с пешеходными дорожками по краям и высоченными металлическими опорами. Припарковаться на берегу пришлось сильно заранее и дальше идти пешком. Вода немного спала – по правому берегу заметна темная полоса предыдущей «ватерлинии», но все равно завораживала. Я ни о чем не думал, просто пялился на мутную гладь сверху. Но, очнувшись и оглядевшись, закричал: