Раздел имущества
Шрифт:
— Почему? Что случилось? — В голосе Сигрид Эми безошибочно уловила тревогу.
— Это ты должна мне сказать! Что происходит? Ты ни о чем таком меня не предупреждала!
— Скажи мне, о чем ты говоришь!
— Этот иск! Мне сегодня позвонили из твоей страховой компании, чтобы сказать, что это выходит далеко за рамки их страховых обязательств. Тебе там вручили судебные документы?
— Что? Нет. Иск против меня? Но почему?
— Карен Аделаида Венн выдвинула против тебя обвинение за злостные действия, направленные против ее мужа. Я не видела, что в документах, точно не знаю, но они говорят — на сумму в тридцать миллионов долларов!
Это показалось Эми столь возмутительным, что она даже не могла отнестись к этому серьезно, но в
— Она думает, что Жанна д’Арк — это была я?
— Это из-за перевозки ее мужа в Англию.
Эми минуту размышляла, а потом проявила свое легендарное корпоративное хладнокровие в условиях стресса, как потом рассказывала Сигрид.
— Не думаю, что я была обязана заботиться о Венне, я никогда не видела этого человека, и я сомневаюсь, что такой иск может пройти, даже здесь. Хотя господину Осуорси есть о чем волноваться, и больнице в Мутье тоже.
— Да, но, Эми, — звон монет. У тебя в карманах звенят монеты.
«Вот ведь, черт возьми, — подумала Эми. — Черт, черт». Она распланировала свой день: Музей Мармоттан[194], потом ланч в компании мадемуазель Фуке, экскурсовода этого музея, от которой она вчера получила приглашение; и еще ей хотелось подумать об Эмиле и о других мучивших ее вопросах, а теперь ей придется думать еще и об этом! Черт, черт, черт, черт! И как это, к тому же, несправедливо!
— Сигрид, пока не приезжай сюда. Сначала дай мне время разобраться. Иск выдвинут официально? Где?
— Еще не выдвинут, повестки не разосланы, место для судебного разбирательства еще выбирают.
— Вот ведь черт! — сказала Эми. — Я позже тебе позвоню.
У нее был номер телефона господина Осуорси. Очевидно, именно на это он и намекал вчера, и в этом была причина, почему Кипу было так неуютно. Его сестра выдвигала иск против человека, который ему помогал. На часах было всего девять, и Осуорси пока находился у себя в отеле, в обеденном зале. Дежурный администратор сходил за ним и пригласил к телефону.
— Да, боюсь, это правда, — сказал Осуорси. — Ни одно доброе дело не остается безнаказанным, как в поговорке. Полагаю, нам не следует удивляться. Надо знать американцев, этих сутяг. О, простите, конечно, я не имел в виду вас. Я не знаю всех подробностей, потому что нахожусь здесь. Иск, очевидно, возбужден в Лондоне на том основании, что вред ему причинили там, потому что Венн там умер. И как она смогла так быстро все это устроить, ума не приложу.
— Бедная женщина расстроена, ничего удивительного, что ей надо все это выплеснуть. Ей хочется найти виновного… И все-таки, какая она стерва! — произнесла Эми, только теперь почувствовав себя оскорбленной. Они договорились, что ей надо поехать к Керри, узнать, кто ее адвокаты, и всерьез заняться этим делом. Эми повторила свое мнение, что на нее ответственность не распространяется, но оба они понимали, что ответственность, вероятно, несет Осуорси, а также врачи и, возможно, команда спасателей. По крайней мере, у Керри имелись хорошие основания для преследования кого-нибудь в судебном порядке. И это Франция; кто знает, что найдется в ее странных законах? У Эми появилось беспокойство — даже нет, больше чем беспокойство. Ей очень захотелось домой. Опять мелькнула мысль, что быть богатой — это, вероятно, слишком трудно; что сложности, связанные с новым отношением к жизни, для нее окажутся непосильными. Но это был всего лишь мимолетный страх. Она достойно выдержит все. Эми понимала, что ей надо увидеться с Керри, немедленно, но как-то так получилось, что она опять отложила это на потом.
Глава 36
Жеральдин Шастэн проявляла к Памеле Венн дружеские, почти что сестринские чувства. Она организовала для них двоих несколько приятных выходов в свет. Жеральдин призналась, что возможность уйти на какое-то время из дома приносила ей облегчение. Ее дом был полон
Сегодня Жеральдин особенно посочувствовала Пам, когда та заговорила о том, что беспокоится о Поузи. Утром в отеле Пам спросили, не знает ли она, где находится Поузи. Два дня назад мадемуазель оставила у администратора сверток, сказав, что придет за ним. Она его забыла и вернулась в Англию? Этот простой вопрос заставил Пам похолодеть. Поузи всегда была независимой, и в том, что она держится особняком, избегая мать и Руперта, не было ничего удивительного — особенно теперь, когда случились все эти неприятности с наследством. Но отсутствовать в течение двух дней? Даже если среди французов ей встретился мужчина ее мечты, она бы все равно зашла в номер переодеться или вернулась бы на ночь.
— Non, поп, — возразила хозяйка, — ее не было, она выехала два дня назад. И Пам рассказала Жеральдин обо всем, упирая на то, каким трудным и гнетущим был для Поузи этот период, какой взбалмошной может она быть, и на то, что Поузи не знает Франции. А Жеральдин успокаивала ее общими рассуждениями о молодых женщинах вообще, даже если они становятся матерями, как, например, Виктуар, которая в это самое время, когда они разговаривают, рыдает и мечется по квартире родителей, как глупая девчонка, и, кажется, предоставила все заботы о детях Жеральдин и Эрику. Обе женщины сочувствовали друг другу.
В свертке, который оставила Поузи, оказался продолговатый контейнер с прахом Адриана. Это ужасное открытие означало, что Поузи не отвезла его Керри Венн, как они договаривались. Пам обсудила с Рупертом создавшееся положение; никто из них не знал, что теперь делать. Руперт сказал, что позаботится о контейнере, и пообещал отправить его Керри. Пам беспокоилась о Поузи до такой степени, что позвонила господину Осуорси. Оказалось, что тот не видел Поузи со времени встречи в офисе Персана в понедельник У него не было никаких предположений насчет того, куда она могла отправиться.
— Поузи в очень плохом настроении, — подтвердил Руперт опасения матери. — Отец, и вообще вся ситуация в целом. Я не знаю, что именно довело ее до такого состояния. Вероятно, наследство. Она просто нас избегает.
Возразить против его слов было нечего. Они оставили для Поузи записку у администратора отеля и решили подождать.
Поузи по-прежнему отсутствовала. Шло время, и Памела Венн волновалась все больше и больше, она даже стала подумывать о том, не позвонить ли ей вдове в клинику и не спросить, не звонила ли или не приезжала ли туда Поузи. Но она не смогла заставить себя сделать это. Пам не хотелось разговаривать с новой миссис Венн, и она не очень боялась, что Поузи могла действительно попасть в трудное положение, — думать так было бы глупо. И все же, чем больше она оглядывалась назад, на все последние недели, прошедшие под знаком смерти и разочарований, в мыслях о грядущих финансовых трудностях, маячивших для обоих ее детей, тем больше она испытывала беспокойство за Поузи, которая могла совершить что-нибудь безрассудное. Пам просто отказывалась об этом думать. Было смешно думать о том, что Поузи могла броситься в Сену, но существовали еще серийные убийцы, торговцы женщинами и отрезанные от внешнего мира французские тюрьмы, которые, на ее взгляд, взгляд англичанки, казались лишь немногим менее примитивными, чем тюрьмы в Турции или Аргентине. Кроме того, ей внезапно пришло в голову, что Поузи может сейчас лежать в какой-нибудь французской больнице, которые, по ее мнению, были не намного безопаснее их тюрем. Памеле не хотелось делиться своими страхами с Рупертом, иначе он подумает, что она винит его за нынешнее состояние Поузи. Как трудно разбираться во всем, что происходит с их семьей! И насколько все было бы легче, если бы не проклятый Адриан!