Разделенные океаном
Шрифт:
Но это оказалось нелегким делом. Когда Джон попросил дать ему справочник, миссис Айвс предложила найти нужный ему номер, а он не хотел, чтобы она знала, что он ищет Анну Мюррей. Поэтому Джон ответил, что передумал, и заявил, что поедет покатается на велосипеде — он рассчитывал заглянуть на почту и все узнать там. Но миссис Айвс попросила Скотта поехать с ним, поэтому Джону ничего не оставалось, как опять «передумать». Говорить, что он хочет попасть домой, тоже смысла не было, поскольку там все еще находился мистер Айвс.
В конце концов он просто сел на велосипед и уехал,
Велосипед Джон оставил у миссис Энгельс, которая преподавала в школе историю. Она жила неподалеку от Бруклинского моста и позволила ему воспользоваться телефонным справочником, хотя и сказала, что надеется, что он уже сделал домашнее задание, заданное на пасхальные каникулы. Не моргнув глазом, Джон ответил, что сделал, хотя это было ложью. Миссис Энгельс еще не знала о смерти его родителей, а он ничего не сказал ей об автокатастрофе.
В телефонном справочнике оказалась целая куча Мюрреев, из них шестеро с инициалами «А», но зато безо всяких указаний, мужчина это или женщина. Джон вспомнил, что миссис Айвс говорила ему: Анна Мюррей вышла замуж за какого-то Блинкера, и стал искать его. Таковой отыскался только один, некий «Э. Блинкер», живший на углу Пятой авеню и Шестьдесят Второй улицы.
Инициалы не совпадали, а вот Пятая авеню казалась подходящим местом жительства для той, кто выступает на Бродвее и замужем за кинозвездой. Наверное, лучше всего было бы позвонить по этому номеру и спросить Анну Мюррей, но он должен был воочию увидеть женщину, которая могла быть его матерью — если она там жила, разумеется.
Джон сел на автобус, который перевез его через мост, а потом на следующий, и уже тот доставил его на Шестьдесят Вторую улицу. Денек выдался замечательный, солнечный и теплый, и в автобусе Джону пришлось снять куртку.
По нужному адресу перед ним предстало импозантное здание с вращающимися дверьми, стоявшее прямо напротив Центрального парка. Его отец очень любил Манхэттен и иногда водил мальчика в парк по воскресеньям, если мама не устраивала какого-нибудь мероприятия, обычно связанного со школой или церковью. Отец его отличался немногословием и некоторой отстраненностью, но Джон искренне любил его. Имей он право голоса в домашних делах, отец наверняка бы водил его в такие места, как музеи, театры и кино, но мать они не интересовали.
Мальчик толкнул вращающуюся дверь и вошел внутрь.
Кристина в кухне готовила обед, Лиззи ушла на целый день. Анна ждала Бобби, который должен был вернуться из офиса «Нью-Йорк стэндард» и сказать, что его взяли на работу заместителем редактора. Чтобы убить время, она играла на бильярде в «берлоге» Олли. Анна была умелым игроком; Герби частенько обижался, когда она обыгрывала его. Иногда Анна поддавалась, чтобы доставить ему удовольствие, но он знал, что она делает это нарочно, и злился еще сильнее.
— Тебе не угодишь, — смеялась Анна.
Они с Герби по-прежнему ладили, хотя и встречались
В «берлоге» зазвонил телефон.
— Бобби! — воскликнула Анна.
Кий соскользнул и едва не порвал материю на столе. Звонил консьерж.
— К вам посетитель, мисс Мюррей. Некий мистер Зариян.
Оказывается, это был не Бобби, а Лев, что было весьма кстати: она представит их друг другу.
— Пропустите его, — распорядилась Анна и положила трубку, спрашивая себя, почему Льва остановили.
Все консьержи знали его в лицо. Наверное, на дежурство заступил кто-нибудь новенький, хотя Анне показалось, что она разговаривала с Джимми, который работал здесь уже целую вечность.
Лифт остановился, и двери открылись в непривычной формы помещение, стены которого были облицованы зеркалами, словно в ярмарочном павильоне. Со всех сторон Джона обступили собственные отражения, глядящие на него под разными углами. Он настолько растерялся, что даже не заметил ожидавшую его стройную темноволосую девушку, пока она не заговорила.
— Кто вы такой? Я ждала Льва, — сказала она.
— Меня зовут Джон Зариян. А вы Анна Мюррей?
Это казалось невозможным; она выглядела очень молодо — настолько, что ее можно было принять за его сестру. А еще она была очень красива. У нее оказались черные вьющиеся волосы, очень похожие на его собственные, и огромные фиалковые глаза. Джон еще никогда не встречал глаз такого поразительного цвета. На девушке было простое белое платье и белые сандалии.
— Я хотел бы поговорить с Анной Мюррей.
— Это я. Что вам угодно? Кто вы такой? — Она говорила свистящим шепотом и выглядела настолько испуганной, что юноша спросил себя: уж не догадывается ли она, кто он такой; при мысли об этом Джона бросило сначала в жар, потом в холод.
Он вынул из кармана свидетельство о рождении и показал его, вытянув руку, чтобы она могла его прочесть.
— Я Джон Зариян, — повторил он, — а здесь написано, что вы моя мать.
— Я не могу быть ни вашей матерью, ни чьей-либо еще, — холодно отозвалась девушка. — У меня никогда не было детей. Где Лев? Я думала, что вы Лев.
— Левон, мой отец, погиб. Я нашел вот это. — Джон помахал свидетельством у нее перед глазами. — Смотрите, здесь написано: «мать — Анна Мюррей».
У него даже не было времени задуматься над тем, какой прием его ждет. Может, где-нибудь есть еще одна Анна Мюррей. Но нет, он нашел ту, которую искал. Эта женщина, точнее, эта девушка и была его матерью, как бы она ни старалась отрицать очевидное.
— Лев погиб? — Глаза Анны испуганно расширились. — Но этого не может быть! Он сейчас в Вашингтоне. Нет, он не мог погибнуть. Только не Лев. — Она заплакала — громко, содрогаясь всем телом. — Я не смогу жить без моего дорогого Льва!