Разделить на сто
Шрифт:
Константин Михайлович сходил на почту; но служащие клялись и божились, что они тут ни при чём, газета, как и вся прочая корреспонденция, исправно доставляется на улицу Толстого. «Так что, — заключили почтовые служащие, — пусть сынок ваш или дочка уж сами проверят, не воруют ли из ящика газету их сверстники».
Но ни сына, ни дочери у инженера, как мы знаем, не было, поэтому он вынужден был взять на себя охрану своей корреспонденции.
Конечно, он мог договориться, чтобы «Пионерскую правду» оставляли на почте, но ему, уже свыкшемуся с ролью юного следопыта, хотелось разоблачить злоумышленников. Однако из этого ничего не получилось: даже о долгожданной публикации своего очерка «Песня позвала в поход» он узнал стороной, увидав случайно или почти случайно 15 июля газету на фанерном щите в скверике
В начале августа Сперанский ушёл в очередной отпуск. Весь июль он был рассеян, что-то постороннее чертил на бумаге и невпопад отвечал на вопросы сослуживцев.
Половину августа инженер посвятил воплощению нового изобретения: из приобретённых по магазинам и у частных лиц деталей он сооружал свой уникальный прибор «Почтовый антивор», принцип действия которого, как значилось в техническом описании, составленном дотошным Константином Михайловичем, состоял в «гидравлическом мягком, но надёжном захватывании пальцев руки при одновременном включении электрической сирены оповещения в квартире».
Прибор крепился к внутренней стороне почтового ящика, «предотвращая, — как говорилось в описании — проникновение в его рабочую щель пальцев».
И вот наконец во вторник, 27 августа, сирена взвыла. Это означало, что злодейские пальцы, проникшие в рабочую щель почтового ящика, наконец-то мягко, но надёжно захвачены. Вторничный выпуск «Пионерской правды» спасён, он обретёт своего законного хозяина. Справедливость восторжествует.
Инженер Сперанский, гордый триумфом своей конструкторской мысли, воскликнул: «Он попался!» — и кубарем скатился по лестнице.
LV
В этот самый момент Наташа Семёнова сообщила растениям о своих новых подозрениях. Обезьянье дерево затрепетало, поражённое догадкой Наташи. Кактусы нахмурились, возмущаясь наглостью шпиона. Герань легкомысленно кивала, думая о чём-то постороннем.
Журчала вода, струясь из синей пластмассовой лейки. Рассказывая растениям о сегодняшнем открытии, Наташа всё больше убеждалась в собственной правоте.
Стасик Левченко, накормленный уже румяным жареным картофелем и бледными варёными сосисками, беседовал в это время у себя дома по телефону с Таней Петрушкиной. Таня рассказывала, как преследовала она шпиона до самого дома. За стеной у Тани стучала пишущая шпионская машинка — даже на правом берегу, повторённый чёрной раковиной эбонитового телефона, этот стук отдавался в Стасиковом красном чутком ухе.
В тот же самый момент маленький человек Николай Матвеевич Гузь с печальным выражением на аккуратном лице вылезал из дальнего входа в Бабаевы пещеры, стараясь не поскользнуться на жирной жёлтой глине.
Затем он прошёл мимо сматывающего удочки доктора Н. Н. Кащеева, который ещё обязательно появится в нашей истории, мимо лодочного причала и, помахивая туда-сюда подозрительным металлическим предметом в кожаном футляре, стал ждать третьего трамвая на остановке.
LVI
Конверт из плотной белой бумаги без обратного адреса, был хорошо виден сквозь дырочки почтового ящика с номером «12». Юра Красицкий уже битых полчаса то выходил из подъезда на улицу Толстого, то возвращался назад. Он пребывал в задумчивости, хотя обстоятельства требовали быстрых действий.
Юра хорошо знал, что чужие письма читать нельзя, тем более нельзя выковыривать их из чужих ящиков. Но от этого письма зависело разоблачение шпиона, и Юра Красицкий в конце концов решился и отбросил бесплодные колебания. Оглянувшись, он встал на цыпочки и запустил ладонь в верхнюю щель ящика, стараясь захватить конверт. Он и захватил уже, но тут вдруг в ящике что-то загудело, и какая-то пружина, довольно мягко, но весьма надёжно прижала Юрину руку к дверце. Мальчик, замерев на цыпочках перед ящиком, даже не успел испугаться, как сверху раздалось: «Он попался!» — и тут же загрохотали по лестнице чьи-то ноги.
«Это провал», — подумал Юра словами из какого-то фильма. И улыбнулся, потому что самое страшное, как известно, надо встречать улыбкой — от этого оно становится уже не самым страшным.
Сверху
Инженер остановился на четыре ступеньки выше своего почтового ящика и тоже улыбнулся на всякий случай. Разглядев эту зловещую улыбку, Юра внутренне похолодел, но назло чёрному человеку улыбнулся ещё шире. «Вот нахал!» — попытался подзадорить себя Сперанский, но автоматически тоже улыбнулся в ответ ещё лучезарнее. Так бы они и улыбались друг другу, наверное, всё шире и шире, пока их не обнаружила бы изумлённая соседка Клара Борисовна Минич из пятой квартиры, как раз в этот момент возвращающаяся с рынка и переходящая улицу Чернышевского. Несомненно, она бы стала посредником в выяснении недоразумения, помогла бы Юре и Константину Михайловичу распутать этот клубок странных обстоятельств, достала бы из своего ящика заветную газету, а затем, посмеявшись над происшествием вместе с его участниками и заинтересовавшись изобретением талантливого инженера, поднялась бы на пятый этаж, зашла бы в гости к Сперанскому, обнаружила бы, что, как и она сама, постоянный подписчик и тайный автор «Пионерской правды» души не чает в нежинских маринованных огурцах. Константин Михайлович рыцарски предложил бы даме последний, выковыряв его из банки на этот раз не пальцами, а, как положено интеллигентному человеку, вилочкой. Клара Борисовна извлекла бы тогда из сумки приобретённую только что в «Бакалее» возле рынка целую банку огурцов нежинского производства — отменно пупырчатых и крепких. Они бы ещё раз посмеялись над тем, что уже три месяца новая подслеповатая почтальонша по ошибке бросала «Пионерскую правду» в её, Кларин ящик. «Надо же, — сказала бы Клара, — эта наклейка с заголовком газеты, ведь она осталась на ящике с моего детства, а почти совсем не выцвела. И знаете — я снова стала читать теперь „Пионерскую правду“, увлеклась как-то». — «А вы читали там материалы Тимура Советова?» — спросил бы, набравшись смелости, Константин Михайлович. «Конечно!» — ответила бы Клара Борисовна, и через три месяца они бы поженились и жили бы долго и счастливо. Но вышло всё иначе.
Наверху загрохотал замок, кто-то опять бодро и вприпрыжку спускался по лестнице. Показавшись из-за её поворота, непонятно как оказавшийся в Замке с привидениями житель дома № 15 по Брынскому проспекту Сергей Сергеевич (казалось, нисколько не обескураженный увиденным), быстро разобрался в ситуации и вежливо обратился к Константину Михайловичу Сперанскому:
— Пожалуйста, освободите эту руку. Мальчик не воровал. Вот: недоразумение, — и Сергей Сергеевич указал рукой на почтовый ящик с полустёршейся цифрой «5» и наклеенным сверху чуть наискось вырезанным из газеты заголовком «Пионерской правды».
Всё вдруг сообразив и разглядев в прорезях чужого ящика свежий номер любимой газеты, Сперанский ощутил страшный стыд. Недолго повозившись с «Почтовым антивором», он сорвал проклятую наклейку с этого чужого ящика
(изобретатель хорошо помнил — в подъезде ни у кого нет детей-пионеров), освободил слегка занемевшую руку Юры Красицкого из мягких, но надёжных объятий прибора, сунул в карман какой-то обнаружившийся в его почте конверт и с поспешностью, странной в человеке, одетом в чёрный шёлковый халат, ретировался, бормоча что-то среднее между «спасибо», «пожалуйста» и «до свидания».