Раздумья Атланта
Шрифт:
– Духи зачем-то поменяла, - ворчливо сказал я, отруливая от тротуара.
– Бережешь, что ли?
– Почему берегу?
– не поняла Алена.
Я взглянул на нее. Она была чертовски привлекательна, за ней действительно не грех было погнаться не то что сквозь кусты, но и по болотищу нехоженому; светлые, в меру подкрашенные чем-то золотистым волосы, серо-зеленые глаза, умеющие смотреть с какой-то особенной нежностью... Желтая полупрозрачная блузка в обтяжку давала возможность убедиться в прелести линий тела, а вот брюки Алена, по-моему, носила совсем зря - с ее-то ножками! ("Я от
– Я подарил - потому и бережешь, - ответил я, мимолетно удивившись ее непонятливости и тут же забыв об этом.
– Ой, берегу, Дрюнечка!
– улыбнулась Алена.
– Кто знает, когда еще подаришь, и подаришь ли?
Ничему я тогда, конечно, не придавал значения, да и не мог придавать. Неожиданный Аленин звонок. Наша встреча не возле ее работы, как обычно, а у совсем другой остановки. Чуть ли не спринтерский рывок из сквера в машину. Эти новые духи. А до того - визит сухощавой леди по поводу анкетирования для "Вечернего вестника". Ни о чем я не подозревал, и только потом... Случалось, я мог прервать неприятный или просто страшный сон, но как вынырнуть из вот этого затянувшегося сна - я не знал.
Перебрасываясь фразами о том, о сем, мы оставили позади оживленный центр, прокатили по мосту, и "Агасфер", кряхтя, полез в гору, упорно сокращая расстояние до моего жилища, доставшегося мне от родителей; бывшая моя жена ни словом не обмолвилась о дележе и размене жилплощади, и еще до развода, забрав дочку, ушла к своей маме, в такую же двухкомнатную квартиру.
Результатом активной получасовой деятельности Алены на кухне оказался очень даже неплохой ужин. По телевизору шла очередная серия чего-то латиноамериканского, мы попивали шампанское - и вдруг одновременно посмотрели на мой широкий, уже хорошо знакомый Алене диван...
До сумерек было еще далеко, из раскрытого окна доносились со двора крики резвящейся малышни и идиотский гогот подростков, ежевечерне оккупирующих ими же искалеченную и заплеванную беседку. Я лежал на диване, на паласе рядом с диваном белели Аленины трусики, а сама Алена голышом прохаживалась по комнате, оправляя свои длинные волосы цвета летнего солнца. Я любовался ее стройной фигурой и накапливал силы для нового штурма.
Алена остановилась у письменного стола (за этим столом отец всегда писал и просматривал свои конспекты, готовясь к лекциям), начала водить пальцем по корешкам книг, которыми была битком набита полка над столом. Я продолжал смотреть на нее, на ее оттопыренную попку, на белые мячики грудей; их упругость до сих пор словно бы ощущали мои пальцы. Алена передвинулась вдоль стола, притронулась к висящему на стене небольшому темно-зеленому блюду (это уже осталось от мамы) и, кажется, слегка вздрогнула, как будто блюдо было наэлектризовано. Обернулась, увидела, что я смотрю на нее - и, улыбнувшись, направилась к столу с остатками нашего незатейливого пиршества.
– Ты неплохо устроился, - заявила она, подходя к дивану с двумя наполненными фужерами.
– Рыбка золотая желания его выполняет, шампанское в постельку подает...
– На то и рыбка, чтобы попасться в сети, - многозначительно ответствовал я, принимая фужер.
– По-моему, рыбкам
Она присела рядом, и мне, конечно же, сразу захотелось ее обнять, и я слегка сжал кончиками пальцев ее сосок, но все-таки выпил свое шампанское - а вот она свое допить не успела...
Потом мы лежали рядом, и я перебирал ее волосы и внезапно понял, только после второго раза понял, что у меня с ней сегодня как-то не так. Не то, чтобы хуже или лучше - а просто чуть-чуть по-другому. Впрочем, подумал я об этом вскользь, мимоходом, не утруждая себя анализом собственных ощущений. Потому что и "чуть-чуть по-другому" было более, чем хорошо.
– Сережа, домой!
– раздался зычный голос моей соседки со второго этажа. Это она с балкона звала свое малолетнее чадо, которое обычно по вечерам так носилось и прыгало по квартире над моей головой, играя то ли в войну, то ли в индейцев, что у меня с потолка сыпалась побелка.
Побелка давно уже нуждалась в замене, да и вообще квартиру желательно было привести в более-менее божеский вид (ремонт мы с Людмилой делали на заре супружества, когда еще была жива моя мама), и я вспомнил, что собирался вечером позвонить насчет относительно дешевой облицовочной плитки - дали мне один телефончик. Дело было неотложным, потому что плитка могла подорожать (как чуть ли не ежедневно дорожало все вокруг), поэтому я чмокнул утомленную расслабленную Алену в ямочку под горлом и направился в прихожую, к телефону.
Но телефонная трубка не подавала никаких признаков жизни. С полминуты я тщетно хлопал по рычагам и теребил шнур, а потом вернулся к Алене. Разлил по фужерам остатки шампанского и устроился на диване возле нее.
– Теперь бутылка с меня, - напомнил я и поцеловал ее в шею.
– Или даже две. А телефон, зараза, вырубился. Провожу тебя и придется звонить от соседей, не то идея ремонта погибнет в самом зародыше.
– Мр-р...
– разнеженно мурлыкнула Алена.
– Ты меня уже выгоняешь?
– Что ты, Алена! Оставайся хоть до утра.
Я всегда отвозил ее домой не позже одиннадцати. Алена давным-давно была совершеннолетней, но ее папа и мама имели свое мнение относительно времени возвращения дочери с вечерних прогулок. И представляю, какую тихую Варфоломеевскую ночку они бы мне устроили, если бы узнали, чем мы с Аленой занимаемся в часы досуга...
– Мр-р...
– вновь промурлыкала Алена.
– А шампанское считай моим подарком.
– Мерси.
– Я погладил ее по бедру.
– Значит, за мной ответный подарок.
– Да?
– Алена заинтересованно распахнула глаза. Повернулась ко мне, обняла, прижавшись всем телом.
– А если я попрошу не духи, а что-нибудь другое?
– Но только в пределах разумного, - улыбнулся я.
Алена разжала руки, легонько оттолкнула меня и отодвинулась к краю дивана. Сказала со вздохом:
– Вот наконец ты и показал свое истинное лицо.
Все это, конечно, было шуткой, но я вдруг почувствовал себя жлобом и скрягой. И ведь даже цветы, сукин сын этакий, дарил уже не при каждой встрече. Эх, рыцарь и кавалер наших дней, котяга занюханный - лишь бы потрахаться ему! Не котяга, а котяра...