Раздвоенное сердце
Шрифт:
Так что я вышла на улицу с бешено стучащим сердцем. Уже был вечер. Последние лучи заходящего солнца светили слабо-золотистым веером с тёмно-зелёной вершины горы, которая возвышалась с задней стороны конюшни, как горб чудовища. Ещё немного и станет совсем темно.
Я посмотрела в сторону манежа и пожелала того, чтобы Колин меня даже не будил. Ворота были открыты настежь. Колин не сидел на Луисе верхом, а оставил его свободно бегать. Сам он стоял с плёткой в руках посередине и выглядел при этом привычно хорошо.
– О, - только и сказала я и попробовала, отползая назад, как краб, не
– Нет, Эли, ты останешься, - гипнотический голос Колина заставил меня остановиться при попытке сбежать.
– Иди сюда.
Луис обнюхивал, ни на кого не обращая внимания, одну из кошек, живущих на конюшне, которая лениво расположилась на одном из препятствий, и выпятил в мою сторону свой хорошо сформированный зад. Но я знала, что лошади не любят беспокойные движения, поэтому очень старалась идти медленно к Колину, хотя мне хотелось бежать.
– Хорошо, хорошо, - сказал он, когда я приблизилась к нему.
Я быстро взглянула ему в лицо и увидела, что его глаза опять были тёмными. Глубокий коричневый с исчезающим оттенком зелёного.
– Думай о лошади. Встань рядом со мной. Так, теперь мы заставим его немного побегать.
Переведя, это означает: Колин ударил коротко своей плёткой по земле, и Луис начал бежать с довольно большой скоростью по манежу. Он выглядел, как одна из этих лошадей из старых фильмов о Западе - мустанги, скачущие по пустыне, с поднятой головой, нос по ветру, грива развивается. Только Луис в моих глазах, во время его яростной формулы 1, был приблизительно в два раза больше, чем индийская лошадь.
Сам Колин вообще не двигался, но я чувствовала, что его мысли были действительно о его лошади. Может быть, это и был тот фактор защиты, который избавит от того, чтобы тебя не затоптали до смерти.
Сначала для меня было трудно делать так же, как Колин. Но, мало-помалу, я смогла сконцентрировать своё внимание.
– Не смотри ему в глаза. У тебя должен быть нежный взгляд. Не смотри в упор, - давал Колин мне указания.
– Будь просто с ним, не докучая ему.
Нежный взгляд - как это? Инстинктивно я расслабила глаза, так что я всё видела только размыто, и воспринимала галоп Луиса как во сне, как в замедленной съёмке. Я слышала тройной удар копыт на писке, его могучее дыхание, вдыхала запах тепла его шкуры.
Это было прекрасно – да, это было даже самым прекрасным, что я когда-либо переживала. От эмоций у меня опять навернулись слёзы, но я смогла их подавить.
Теперь Луис опустил голову и перешёл на спортивную плавную рысь. Колин положил плётку на землю и ждал. Потребовалось какое-то время, пока Луис успокоился, рысь стала неторопливой и, в конце концов, он стал переставлять копыта в элегантном шаге. Потом он остановился, смотря подозрительно на нас, и тяжело и звучно дыша.
– Почему он не подходит к тебе?
– спросила я Колина шёпотом, я не решалась говорить громко.
– Потому что ты здесь. Он не знает, можно ли тебе доверять.
Он не знал, можно ли мне доверять? Мне доверять? Это должно быть совсем наоборот. Однако я хорошо помнила, как он встал на дыбы, когда Колин меня спас в шторм. Луису это не понравилось
– Попробуй подойти к нему, - потребовал
– Но не смотри ему в глаза.
Колин молча ждал, пока я нашла в себе мужество начать двигаться в сторону Луиса. Шаг за шагом расстояние между жеребцом и мной уменьшалось. Луис оставался стоять, но он был не спокоен. Дрожь проходила по его шкуре. Я вдохнула глубоко, набрав воздуха, и надеялась, он сделает так же. Я была ещё так пленена его красотой, что мой страх скрывался где-то внутри.
Теперь я стояла перед ним. Мне казалось, что я могла слышать, как течет кровь через его могучее тело. Он повернул свою голову ко мне, так что я видела красное в его ноздрях. Но его уши были повёрнуты в сторону Колина, а его хвост нервно хлестал.
– Я тебе ничего не сделаю, - пробормотала я и вытянула невольно руку, чтобы осторожно прикоснуться к его шее.
– Нет, - услышала я, как закричал Колин, но было уже поздно.
Луис вскинул, фыркая, передние ноги в воздух, быстро развернулся на задних ногах и помчался с распущенным хвостом вдоль забора. В течение нескольких секунд Колин успокоил его только своим голосом и заставил остановиться. Луис мотал головой туда-сюда.
– Я… я ведь хотела его только погладить. Ничего другого, - пискнула я. Я дрожала всем телом.
– Я не говорил тебе дотрагиваться до него. А только, чтобы ты к нему приблизилась, - сказал Колин и добавил менее сурово: Это твоя кожа. Он к ней не привык
– Моя кожа – это, конечно, сильно много для него, - возразила я тихо, так, чтобы Колин не мог этого услышать.
Но прежде всего я была рада, что со мной ничего не случилось. Подавленно я последовала за обоими на безопасном расстоянии в проход конюшни. Я присела на тюк соломы и смущённо наблюдала за Колином, как он чистил копыта Луиса - даже при этом весьма не благоприятном занятии он выглядел гордым и элегантным, обтёр его шкуру и одним движением послал его в стойло.
– Пошли, - сказал он, не смотря на меня.
– Я?
– спросила я жалобным голосом.
Немного раздражённо он обернулся.
– Да, ты. Ну, давай.
Бок о бок мы стояли возле стойла спиной к лошади и молчали. Луис громко фыркнул, и капельки слюны покрыли мой затылок.
– Он тебя обнюхивает, - объяснил Колин равнодушно, как будто мы говорили о погоде.
– Представь, будто его здесь нет.
Задача не из лёгких - с таким гигантом, с копытами размером с тарелку, подумала я. Ещё раз горячее дыхание Луиса достигло моего затылка. Сразу я подумала о сне, о Колине, который был ко мне так близко, моё лицо у него на груди, его дыхание у меня на шее, и снова моё лицо покраснело.
– Ты чувствуешь себя уже лучше?
– спросил Колин небрежно. Он, значит, вспомнил мой обморок возле бассейна. Это чертовски не реальное утро.
– Я забыла поесть.
– Мне это знакомо, - сказал Колин со смехом, но не понятная для меня горечь появилась в его голосе.
– Я забыла твою куртку дома, - соврала я. На самом деле я не хотела расставаться с ней. Хотя она была бы прекрасным предлогом придти сюда.
– Ничего страшного.
Колин усмехнулся. Подозревает ли он, что я говорю неправду? Но он уже снова стал серьёзным.