Раздвоенное сердце

Белитц Беттина

– Вполне возможно, что девяносто девять процентов Демонов Мара так и настроены, но не он. Я это знаю. Я просто это знаю.

Мама смотрела, качая головой, поочерёдно то на папу, то на меня.

– Я потеряю свой рассудок, - пробормотала она растерянно.
– Это сумасшедший дом. Я живу в сумасшедшем доме.

– Елизавета София Штурм, - проворчал папа, наклонился и схватил меня грубо за плечи.
– Ты ошибаешься. Это часть его плана, что ты во всё это веришь.

– Хорошо, папа, если Демоны Мара совершенно не честные, как ты утверждаешь, кто мне тогда

скажет, что ты говоришь мне правду? В конце концов, ты ведь на половину Демон Мара и лгал мне семнадцать лет.

Папа застонал и потянул себя за волосы. Солнцезащитные очки соскользнули с лица, и я увидела его глаза. Они были налиты кровью.

– Ты всегда вбивал мне в голову, что я должна полагаться на свою интуицию. И я следую этому. И ничему другому, - продолжала я.

Папа снова застонал.

– Элиза, это тебе надо? Ведь у тебя есть здесь всё, что тебе нужно.

– Всё, что мне нужно?
– закричала я сурово.
– Да мне не хватает очень многого!

– Может, хищного Демона Мара, который заберёт у тебя последнюю искру воли к жизни?
– поглумился папа.
– Как будто бы мы тебе не всё дали! Какому ребёнку так повезло, что он может распоряжаться в месяц 200 евро на карманные расходы, каждые выходные ходить на вечеринки, всегда носить самые дорогие вещи?

– Папа, прошу тебя, - закричала я разгневанно и с удивлением поняла, что могу быть очень громкой.
– Ты должен был бы знать, что для меня это ничего не значит. Ты серьёзно думаешь, что я вела такую прекрасную жизнь?
– закричала я и соскочила с места. Я больше не могла, как подсудимая на суде, оставаться сидеть на моём стуле.
– Я не видела своего брата уже пять лет. Пять лет! Ты прогнал его, и тебя это даже не заботит!

Я знала, что это не правда, но мне было всё равно. Я ещё не всё сказала.

– Так как вы другие, то и я другая. Это неприятно, всегда выделяться и чувствовать, видеть и слышать больше, чем все остальные. Это не весело. Так же не весело и то, что каждый парень, которого приводишь домой, мочиться в штаны от страха, если видит тебя. Или, что мои лучшие подруги неравнодушны к тебе. Это отвратительно!

Разъяренная, я толкнула свой стул. И меня ещё больше разозлило то, что уголки губ мамы коротко дёрнулись. Пусть только попробует посмеяться надо мной. Для меня это было серьёзно.

– Мы пытались сделать твою жизнь нормальной, - сказал папа сдержанно.

– Нормальная жизнь!
– издевалась я.
– Вся моя жизнь состояла только из страха, потому что я, скорее всего, всегда чувствовала, что с нами что-то не так. И меня не делает более мужественной тот факт, что мама вблизи от тебя находиться в опасности и, возможно, я тоже. Я больше не могу вести себя так, будто всё в порядке. Ничего не в порядке! Ничего!

Из-за того, что мне нужно было выпустить пар, я смела не прочитанную газету со стола и закинула её в угол. При этом мама смотрела на меня с интересом. Папа только молчал, его лицо как застывшая маска, на которой нельзя прочитать никаких чувств.

– Ты другой, папа, и я тоже. Колин тоже другой. Ты не можешь ожидать

от меня, что я буду держаться от него подальше. Он первый человек, с которым я чувствую, что меня понимают. А всё остальное вас не касается.

Наступила тишина.

– Он не человек, Елизавета, - наконец сказал угрожающе папа.

– Ты тоже.

Мы стояли друг напротив друга, скрестив руки на груди, головы подняты, и всё-таки не смотрели друг на друга.

– Так, с меня довольно, - сказала мама и решительно разделила нас. Она смотрела на меня неожиданно по-матерински.
– Мы не хотим и тебя потерять, Лизочка.

Лизочка. Так она называла меня раньше, когда я не могла заснуть или у меня болел живот, или я разбила коленку. Папа презрительно фыркнул.

– Тогда позвольте мне делать то, что я считаю правильным, - ответила я твёрдым голосом.- Дороги назад нет.

Я вздрогнула. Да, всё было кончено. Никакой больше Лизочки. Короткий момент я колебалась, хотела заплакать и попросить у обоих прощение. Я, должно быть, казалась им чужой.

– Боже, папа, зачем тебе нужно было ехать на этот остров? Зачем?
– выдохнула я, и мои глаза наполнились слезами.
– Разве ты не мог, как и все остальные пассажиры, просто остаться на пляже и пить коктейли?

Папа долго молчал. У меня разрывалось сердце от этих обвинений. Мои слова пролетели, как только что заточенный нож через комнату.

– Ах, Элиза, - сказал он спокойно.
– Как ты думаешь, как часто я сам себя об этом спрашивал? Но это случилось. И у меня больше нет выбора. У тебя же он ещё есть. У тебя есть выбор.

– Нет!
– закричала я отчаянно.
– Разве вы этого не понимаете? У меня его нет. Здесь речь идёт не о страсти к приключениям. Здесь речь идёт о...

Я не осмелилась произнести это слово. Оно было слишком важным. Значительным. Вместо этого я положила руку на сердце.

– Здесь речь идёт обо мне, - сказала я глухо. Потом я развернулась и побежала к себе в комнату.

Поднявшись наверх, измученная, я бросилась на кровать. Протестующий визг показал мне, что я была не одна. Помятый Мистер Икс высунул свою пушистую мордочку из-под одеяла.

– Опять ты, - проворчала я. Тучно он уселся мне на грудь и стал пристально смотреть на меня.
– Что такое?
– спросила я раздраженно, но потом мне бросился в глаза его ошейник.

Рубиново-красный кожаный ремень с маленьким металлическим футляром. Я открыла его и вытащила тонкий свёрнутый клочок бумаги.

"Помирись со своими родителями. Я буду несколько дней с Луисом в пути. Мистер Икс больше всего любит рыбу."

– О, действительно?
– пробормотала я саркастически.

Ещё и это. Колина не было. Мои родители не узнавали меня больше. И теперь ещё мне нужно будет заботиться о навязчивом коте. Отдохнуть на Ибице было бы действительно гораздо проще.

Я толкнула Мистера Икс к подножью кровати, прижала пылающее лицо к куртке с капюшоном Колина и стала ждать, что мои родители ворвутся в комнату и начнут меня упрекать. Но они не пришли. Я укрылась в безвкусном, одиноком сне.