Разгневанная земля
Шрифт:
Самые различные люди, собравшиеся в этот час на площади, были охвачены единым порывом и встретили торжественный призыв Вашвари радостными приветствиями, которые превратились в бурю восторга, когда на балконе появился Петёфи.
Поэт величаво простёр над толпой руку с двумя бумажными листками. Дождь мягкими каплями ложился на белый пергамент. Воцарилась торжественная тишина.
— Окропим первенцев свободы священной водой природы! Венгерская печать сбросила с себя оковы!
Вслед за этими словами с балкона посыпались плотные листы двух первых выпущенных без цензуры произведений печати: «12 пунктов свободы» и «Национальной песни» Петёфи.
В радостном возбуждении люди ловили листы, разлетавшиеся по площади. По знаку Петёфи толпа опять затихла, и он продолжал свою речь:
— Печать свободна! Если бы я убедился, что больше не нужен родине, я взял бы саблю, обмакнул бы её в кровь своего сердца и, умирая, начертал эти слова, чтобы алые буквы засияли рассветными лучами свободы! Сегодня народ только начал освобождаться от пут, но начало это прекрасно, доблестно! Ребёнку труднее сделать первые шаги, чем взрослому пройти долгий путь…
Слова, слетавшие с уст оратора, доносили до толпы внутренний огонь, сжигавший поэта, пламя его чувств и мыслей.
Примостившийся на цоколе газового фонаря Янош был захвачен величием событий и жадно ловил каждое слово. Он слушал, и мысль оратора доходила до его сознания в живых образах: на руках Танчича разваливаются кандалы, звон которых стойко держался в памяти юноши. Наклонившись к стоявшему рядом Аронфи, Ян шепнул:
— Печать свободна. А с Танчичем как же?
— Погоди, всему свой черёд… — с напускной степенностью ответил грузчик. И тут же, как только Петёфи кончил свою речь, закричал что было сил: — Танчича на волю!
— На Буду! На Буду! Освободить заключённых! Свободу Танчичу! — поддержали грузчика окружающие.
Призыв переливался из рядов в ряды, и взбудораженная масса людей загудела и двинулась в Буду.
Внезапно со стороны Варзаварской улицы раздалась барабанная дробь. Показалась рота гренадеров, впереди которых на гнедом коне ехал капитан Вейль, только недавно переведённый в Пешт.
Увидев солдат, люди пришли в ярость:
— Солдаты! Да как они смеют!
Вейль пытался что-то сказать, но вынужден был умолкнуть. Со всех сторон неслись угрожающие окрики:
— Убирайтесь туда, откуда пришли!
— Да передайте привет князю Меттерниху! — крикнул кто-то задорно.
От толпы отделилась рослая фигура грузчика. Аронфи подошёл вплотную к офицерскому коню:
— Ваше благородие, уведите своих солдат подобру-поздорову, а то как бы не получилось неприятное. Слыхали вы, как одного такого ретивого вояку вчера в Вене на фонарь вздёрнули?
Увидев вокруг насмешливые и вызывающие взгляды, офицер не решился вступать в пререкания с толпой. К тому же на лицах солдат он заметил сочувствие словам грузчика и поспешил отдать команду: «Отставить!» При восторженном одобрении толпы солдаты опустили ружья к ноге и начали отходить в сторону.
Петёфи, наблюдавший с балкона первое столкновение толпы с войском, воскликнул:
— Смотри, Пал! Ни одного испуганного лица!
А внизу упоённые первым успехом люди требовали:
— Оружия! Добыть оружия!
— К Наместническому совету! [42] Откроем тюрьму, освободим Танчича! На Буду!
— Слышишь, Пал? Венгерец вновь венгерцем стал!
— Слышу, Шандор. Надо ковать железо, пока горячо! Поведём людей к Наместническому совету!
Наместнический совет представлял собой высший орган исполнительной власти, назначенный австрийским правительством и крепко державшийся австрийской рутины. Члены совета уже знали, что происходит в Пеште, и в волнении ждали, как будут дальше развёртываться события.
42
Наместнический совет в Буде — высшая исполнительная власть в Венгрии до революции 15 марта 1848 года. Председательствовал в Наместническом совете, как и в Государственном собрании, наместник, назначенный австрийским императором (он же и король Венгрии).
Когда на длинном цепном мосту показалась толпа, сопровождавшая делегацию, члены Наместнического совета испугались. Процессия показалась им угрожающей. С утра в тот день лил не переставая дождь и по всему мосту и дальше на улицах, близких к совету, виднелось целое море мокрых, блестящих от дождевых струй раскрытых зонтов. И за этим волнующимся морем членам совета почудились спрятанные вилы и косы, которых они опасались с тех самых пор, как за это оружие взялись крестьяне Моравии, Чехии, Силезии.
Делегации не пришлось ждать. Она была принята немедленно, и так же немедленно были приняты советом все её требования.
Люди тесным кольцом окружили здание, готовые ринуться на поддержку своих уполномоченных.
Янош стоял, не отводя глаз от тяжёлых дубовых дверей, за которыми скрылась депутация. Сердце его билось, звало скорей вперёд, на помощь к Михаю Танчичу. Тогда, в Броде, он ничем не мог помочь пленнику жандармов. А сейчас? Сейчас он не останется в стороне, если кто-нибудь вздумает помешать освобождению Танчича.
Ждать пришлось недолго. Спустя несколько минут депутация снова предстала перед народом.
Петёфи торжественно объявил:
— Наместнический совет подчинился требованию народа: войскам приказано не вмешиваться в наши дела, цензура уничтожена. Комитет общественной безопасности постановил: «Гражданина Михая Танчича, заключённого в тюрьму за его свободолюбивые произведения, немедленно освободить и в сопровождении народа вернуть в его семью!» Сейчас перед Михаем Танчичем раскроются двери тюрьмы!
Дружное «ура» и крики «Свободу Танчичу!» покатились по улицам.
Не всем было знакомо имя крестьянского писателя, томившегося в тюремной камере, немногие читали его книги, но каждому стало известно, что Танчич был заточён в каземат за то, что звал народ к свободе.
В камеру Михая Танчича ещё с утра стал проникать необычный шум. В тихую днём и ночью будайскую крепость ворвалась какая-то свежая струя, и по-иному теперь звучали в коридорах голоса.
Узнику казалось, что веселее стало и чириканье птиц за окном. Вместе с тем во дворе всё чаще стал слышен лязг оружия; до заключённых долетали неясные отголоски военной команды. Было похоже, что войска приводятся в боевую готовность.