Разговор с родителями

Винникотт Дональд Вудс

Мы можем прибегать к логике, мы можем снова и снова говорить себе, что дело не в том, черные люди или белые, а в том, способны ли они, как человеческие существа, к тому, чтобы любить и быть любимыми. Но куда мы денем наши сны и кто захочет отказаться от фантазий? В фантазии нам нет нужды все время быть взрослыми, как это нужно для того, чтобы ездить на работу или ходить по магазинам. В фантазии младенческое, детское и юношеское перекрещиваются со взрослым. Но мы замечаем издержки фантазии, когда нам случается подпасть под ту или другую черную категорию мировых мифов. Я сам, быть может, только что перешел в одну из них, когда стал говорить о ненависти и страхе, которые, как я думаю, должны присоединяться к любви в целостно переживаемых взаимоотношениях матери и ребенка. Вы можете подумать, что я спятил.

Ценность

истории неудачника

При изучении любого вопроса, касающегося человеческих отношений, мы можем или держаться у поверхности, или спуститься глубже. Оставаясь на поверхности, мы избежали бы массы неприятного, но пропустили бы и ценности, лежащие в глубине. Некоторые письма, полученные после недавней передачи, безусловно, выходят за пределы поверхностного. Например, указывалось на то, что с ребенком, потерявшим родителя, нельзя вести себя так, как будто бы ничего не случилось; и часто мачехе или отчиму лучше называться как-то так, чтобы ребенок сохранил имя Мама или Папа за умершим родителем. Образ утерянного родителя может продолжать жить, и отношения, делающие это возможным, могут оказать ребенку огромную помощь. Отмечалось также, что у ребенка, оказавшегося в новой семье, могут быть и психические нарушения. И в описанном случае нелюбимого пасынка этот мальчик, прежде чем попал к мачехе, жил некоторое время у бабушки, так что он дважды пережил утрату и в результате лишился и привязанности, и веры в человеческие отношения. Если ребенок чувствует такого рода безнадежность, он не может отважиться на новую связь и защищает себя от сильных чувств и новых привязанностей.

Знаете ли вы, что множество мам не любят своих собственных детей к моменту, когда родили их? Они чувствуют себя ужасно, в точности как мачехи. Они пытаются притворяться, что любят, но при этом просто не могут любить. Насколько им будет легче, если они заранее услышат, что любовь — это нечто, что может прийти само, но не может быть включено по желанию. Обычно мать обретает любовь, начинает любить ребенка во время беременности, но это — вопрос конкретного опыта, а не общепринятых представлений. Иногда и отцы сталкиваются с той же самой проблемой. Может быть, это принимается легче, и отцам меньше нужно притворяться, так что их любовь может прийти естественно и в свое время. Не говоря уже о нелюбви, матери не так уж редко ненавидят своих младенцев. Я говорю об обыкновенных женщинах, которые, на самом деле, неплохо справляются с такой ситуацией и позаботились о том, чтобы кто-то заменял их и делал это хорошо. Я знал многих, кто жил в страхе, как бы вдруг не оказалось, что они покалечили свое собственное дитя. Они не могли говорить о своих трудностях, так как казалось невероятным, что их могут в этом понять. В природе человека так много глубоко скрытого, и лично я бы предпочел быть ребенком матери, которой присущи все внутренние конфликты человеческого бытия, и не хотел бы, чтобы меня нянчила женщина, для которой все легко и просто, которая знает все ответы и чужда сомнениям.

Большинство из тех, кто считает себя преуспевшим в том или ином отношении, могли бы признаться, что в чем-то другом их постигла неудача. В нужное время и нужном месте рассказ о неудаче имеет огромную ценность. Конечно, другое дело, когда люди стонут и жалуются, но это явно не то, что происходило с выступавшей здесь мачехой, не любившей своего пасынка и оттого так страдавшей. Когда жена или муж получают чужого ребенка, за этим всегда стоит целая история, и в этой-то истории все и дело. Вопрос здесь не только в чувстве вины из-за того, что ребенок, так сказать, украден; здесь вся история выбора, стоявшего перед вдовой или вдовцом, или история избавления человека от уз неудачного брака. Здесь целый сонм важных моментов, которыми нельзя пренебречь и которые влияют на фон новых отношений, существующий в воображении и сновидениях. Можно исследовать, и даже не без успеха, каждый конкретный случай, но если говорить вообще, предмет становится слишком обширным, чтобы быть обозримым. Женщина, принявшая на себя роль матери для ребенка, рожденного другой — воображаемой соперницей, пусть даже и мертвой — вскоре, под давлением собственного воображения, может оказаться в положении ведьмы, а не феи-крестной. Она может и не встретить особых трудностей, или же, как описывают некоторые из слушательниц, не будет иметь ничего против вторых ролей, по отношению к бывшей жене. Но многие мужчины и женщины, когда женятся,

да и позже, сами еще только пытаются стать взрослыми, и им нужно или бороться за свои права или «потерять себя», да и вообще ощущение собственной реальности. Женщине легко почувствовать присутствие чужого ребенка как напоминание о его матери, на самом деле, невыносимое напоминание. Если дело обстоит именно так, да к тому же все происходит бессознательно, картина будет искажаться и естественное развитие чувства — к терпимости, а затем любви — станет невозможным.

У меня осталось время, только чтобы отметить, что определенный процент этих детей действительно невыносим, принимая во внимание все то, что им пришлось испытать. Их можно понять и простить, но мачехе придется их вытерпеть. Для нее нет выхода. К счастью, большинство пасынков и падчериц можно подвести к дружественной позиции, и, как показывают письма, во многих случаях они совсем как собственные дети. Так что часто трудностей не возникает или они невелики и не представляют угрозы. Но многие люди упускают из виду сложность ситуации мачехи и начинают думать, что все довольно просто. Для людей без трудностей моя экскурсия в мир воображения может показаться неприятной или даже опасной. Она опасна для их чувства надежности, но, как я сказал, если не обращать внимания на неприятные сны, даже кошмары, на депрессии и подозрения, которые у них могут быть, люди также теряют из виду и все то, что придает смысл их достижениям.

Кое-что из неудачных историй может значительно обогатить нашу жизнь. Более того, они наводят на мысль, что стоило бы помочь неудачливым людям собраться вместе. Если они соберутся и поговорят, то разделят свои тяготы и, возможно, облегчат их. Одна из корреспонденток попросила о встрече мачех и отчимов-неудачников. Я считаю, такая встреча могла бы оказаться плодотворной. И в ней приняли бы участие самые обычные мужчины и женщины.

[1955]

Что мы знаем о младенце, который сосет палец?

Из наблюдений за тем, чем занят младенец в то время, пока не спит, можно узнать очень многое. Но сначала нам нужно отбросить представление, что здесь есть правильное и неправильное. Наш интерес основывается на том, что только от младенцев мы и можем узнавать о младенцах. Ведущий на прошлой неделе представлял точку зрения, что если данный младенец сосет свой палец или кусок ткани, не наше дело одобрять или не одобрять это, но именно теперь мы получаем шанс узнать что-то об этом конкретном ребенке. Я согласен с ним и с теми мамами, письма которых он цитировал.

Мы имеем дело с широким разнообразием феноменов, характеризующих младенческую жизнь. Мы никогда не сможем изучить все, потому что это каждый раз новый младенец, а среди них нет двух одинаковых, они отличаются и лицом, и привычками. Мы узнаем что-то о младенцах не только по линии носа или цвету волос, если таковые имеются, но также и по неповторимым чертам их поведения.

Когда матери рассказывают мне о детях, я обычно прошу их припомнить, что происходило в самом начале, было характерным. Им доставляет немалое удовольствие напоминать себе о ситуациях, которые так живо воскрешают прошлое.

Они рассказывают мне о самых разных предметах, присвоенных младенцем и ставших для него важными; их сосут или мнут, и они помогают младенцу пережить моменты одиночества и неуверенности, или утешают, или действуют как успокоительное. Эти предметы — на полпути между тем, чтобы быть частью младенца, и быть частью внешнего мира. Они получают вскоре и собственное имя, что выдает их двойное происхождение. Их запах и фактура являются существенными атрибутами, поэтому и думать не смейте их выстирать. Не вздумайте также позабыть такой предмет дома, когда выходите на прогулку. Если вы мудры, то дадите этому предмету в свое время уйти в тень, раствориться вдали, подобно герою, который не умирает; но не теряйте, не отдавайте и не уничтожайте его.

Главное, вы никогда не сможете выпытать у младенца: «Скажи, ты выдумал эту вещь или это часть мира, которую ты нашел и взял себе?» Пройдет немного времени, и вы сможете требовать от младенца, чтобы он сказал «тя» для пояснения, что вот эта мохнатая собачка получена в подарок от тети. Но тот первый предмет утвердился как часть обстановки в колыбельке и коляске до того, как слово «тя» могло быть сказано или имело какой-то смысл, до того, как младенец ясно различит «я» и «не-я», и до того, как процесс такого различения начался.